Свое первое произведение писатель представил публике в 20 лет, будучи еще совсем молодым. Первым произведением была драма «Кромвель». Этот роман Проспер представил на суд в литературном кружке и заслужил похвалу опытных товарищей. Однако сам писатель не был доволен работой, и в печать она не попала.
Свои первые драматические пьесы писатель опубликовал в 1852 году и обозначил, что это произведения неизвестных испанских писателей, всего лишь переведенные им. Ампер заявил, что эти произведения могли бы принадлежать сыну Шекспира. Второе произведение Мериме «Гузла» также наделало много шума в Европе, так как являлось ловкой подделкой народных мотивов. По сути произведение «Гузла» являлось переводом иллирийского фольклора. Оба произведения отразились и на дальнейшем творчестве писателя.
Вкладом во французскую литературу является также произведение «Хроника царствования Карла IX». Мериме обладал способностью отлично отображать военные сцены, хотя сам не был на войне. Данное произведение считается одним из самых достоверных исторических романов той эпохи. Историческим произведением также считается реалистическая история из жизни «Матео Фальконе». Данное произведение описывает жизнь корсиканцев. Одним из важных и необычных романов можно считать «Таманго» - история о торговле африканскими рабами.
Самой знаменитой французской новеллой стало произведение «Кармен», созданное в 1845 году. Все романы Мериме являются беспристрастными, холодными, с четким изложением фактов и большим внимание к деталям. В его творчестве земное торжествует над небесным. Он относился гротескно даже к любви, в его произведениях нет романтики. Много места в произведениях занимает борьба народов против правителей, также он занимался переводом произведений русских писателей, в частности Пушкина и Гоголя.
«Кармен», 1845.
Ранней осенью 1830 г. любознательный учёный (в нем угадывается сам Мериме) нанимает в Кордове проводника и едет на поиски древней Мунды, где произошло последнее победоносное испанское сражение Юлия Цезаря. Полуденный зной заставляет его искать прибежища в тенистом ущелье. Но место у ручья уже занято. Навстречу рассказчику настороженно поднимается ловкий и сильный малый с мрачным гордым взглядом и светлыми волосами. Путешественник обезоруживает его предложением разделить с ним сигару и трапезу, и дальше они продолжают путь вместе, несмотря на красноречивые знаки проводника. Они останавливаются на ночлег в отдалённой венте. Спутник кладёт рядом мушкетон и засыпает сном праведника, а учёному не спится. Он выходит из дома и видит крадущегося проводника, который собирается предупредить уланский пост, что в венте остановился разбойник Хосе Наварро, за поимку которого обещаны двести дукатов. Путешественник предупреждает спутника об опасности. Теперь они связаны узами дружбы.
Учёный продолжает свои розыски в библиотеке доминиканского монастыря в Кордове. После заката солнца он обычно гуляет по берегу Гвадалкивира. Однажды вечером на набережной к нему подходит женщина, одетая как гризетка, и с пучком жасмина в волосах. Она невысока, молода, хорошо сложена, и у неё огромные раскосые глаза. Учёного поражает её странная, дикая красота и особенно взгляд, одновременно чувственный и дикий. Он угощает её сигаретами, узнает, что её зовут Кармен, что она цыганка и умеет гадать. Он просит разрешения проводить её домой и показать ему своё искусство. Но гадание прервано в самом начале - распахивается дверь, и в комнату с ругательствами врывается закутанный в плащ мужчина. Учёный узнает в нем своего друга Хосе. После яростной перепалки с Кармен на незнакомом языке Хосе выводит гостя из дома и указывает дорогу к гостинице. Учёный обнаруживает, что у него тем временем исчезли золотые часы с боем, которые так понравились Кармен. Огорчённый и пристыженный учёный покидает город. Через несколько месяцев он снова оказывается в Кордове и узнает, что разбойник Хосе Наварро арестован и ждёт казни в тюрьме. Любопытство исследователя местных нравов побуждает учёного посетить разбойника и выслушать его исповедь.
Хосе Лисаррабенгоа рассказывает ему, что он баск, родился в Элисондо и принадлежит к старинному дворянскому роду. После кровавой драки бежит из родного края, вступает в драгунский полк, служит усердно и становится бригадиром. Но однажды, на его несчастье, его назначают в караул на севильскую табачную фабрику. В ту пятницу он впервые видит Кармен - свою любовь, муку и погибель. Вместе с другими девушками она идёт на работу. Во рту у неё цветок акации, и идёт она, поводя бёдрами, как молодая кордовская кобылица. Через два часа вызывают наряд, чтобы прекратить кровавую ссору на фабрике. Хосе должен отвести в тюрьму зачинщицу ссоры Кармен, которая изуродовала ножом лицо одной из работниц. По дороге она рассказывает Хосе трогательную историю о том, что она тоже из страны басков, в Севилье совсем одна, её травят как чужую, потому она и взялась за нож. Она лжёт, как лгала всю жизнь, но Хосе верит ей и помогает бежать. За это он разжалован и на месяц отправлен в тюрьму. Там он получает подарок Кармен - хлебец с напильником, золотой монетой и двумя пиастрами. Но Хосе не хочет бежать - воинская честь удерживает его. Теперь он служит простым солдатом. Однажды он стоит на часах у дома своего полковника. Подъезжает экипаж с цыганами, приглашёнными для увеселения гостей. Среди них Кармен. Она назначает Хосе встречу, они проводят вместе безоглядно счастливый день и ночь. При прощании Кармен говорит: «Мы квиты. Прощай... Знаешь, сынок, мне кажется, я немножко тебя полюбила. Но <…> волку с собакой не ужиться», Тщетно пытается Хосе найти Кармен. Она появляется только тогда, когда нужно провести контрабандистов через пролом в городской стене, который охраняет Хосе. Так, за обещание Кармен подарить ему ночь он нарушает воинскую присягу. Затем он убивает лейтенанта, которого приводит к себе Кармен. Он становится контрабандистом. Какое-то время он почти счастлив, так как Кармен иногда ласкова с ним - до того дня, когда в отряде контрабандистов появляется Гарсиа Кривой, отвратительный урод. Это муж Кармен, которого ей наконец удаётся вызволить из тюрьмы. Хосе и его «соратники» занимаются контрабандой, грабят и иногда убивают путешественников. Кармен служит им связной и наводчицей. Редкие встречи приносят короткое счастье и нестерпимую боль. Однажды Кармен намекает Хосе, что во время очередного «дела» можно было бы подставить кривого мужа под вражеские пули. Хосе предпочитает убить соперника в честном поединке и становится ромом (по-цыгански мужем) Кармен, но она все более тяготится его навязчивой любовью. Он предлагает ей изменить жизнь, уехать в Новый Свет. Она же поднимает его на смех: «Мы не созданы для того, чтобы сажать капусту». Через некоторое время Хосе узнает, что Кармен увлечена матадором Лукасом. Хосе неистово ревнует и снова предлагает Кармен уехать в Америку. Она отвечает, что ей и в Испании хорошо, а жить с ним она все равно не будет. Хосе везёт Кармен в уединённое ущелье и снова и снова спрашивает, последует ли она за ним. «Любить тебя - не могу. Жить с тобой - не хочу», - отвечает Кармен и срывает с пальца подаренное им кольцо. В ярости Хосе дважды вонзает в неё нож. Он хоронит её в лесу - она всегда хотела обрести вечный покой в лесу - и кладёт в могилу кольцо и маленький крестик.
В четвёртой и последней главе новеллы рассказчик самозабвенно делится с читателями своими наблюдениями над обычаями и языком испанских цыган. Под конец он приводит многозначительную цыганскую пословицу: «В наглухо закрытый рот мухе заказан ход».
Анализ
«Кармен» получила мировую известность благодаря одноимённой опере Жоржа Бизе.
Кармен как наиболее яркая представительница женского рода на примере своей судьбы подтверждает высказанную много веков назад литературную мудрость: завзятая мошенница и блудница, подстрекающая своих любовников и мужей на преступления, она ведёт себя благородно в любви и не отступает от своих представлений даже под страхом смерти. До последнего преданная своему роми, готовая ради него на всё (подкуп, продажу своего тела, воровство и убийство) цыганка способно самоотверженно ухаживать за раненым, когда ему нужна помощь, и без труда бросить его при любом ограничении её свободной воли.
Главная трагедия Кармен в её сильно развитой чувственности. Как представительница кочевого племени, лишённого корней, привязанностей и даже веры, цыганка живёт сиюминутными порывами: если она любит, то любит сейчас; если она чего-то не хочет, то не захочет никогда. Кармен не привыкла ни в чём себя ограничивать и любой, кто пытается подогнать её жизнь под строго установленные рамки, становится ей врагом. Смерть девушки трагична, но естественна в понимании самой Кармен: она покорно отдаётся на волю мужа, имеющего право убить её, но не соглашается идти против своей внутренней сути.
Трагическая история любви обрамляется обыденным повествованием о рядовом исследовательском путешествии по Испании, во время которого рассказчик в начале знакомится с контрабандистом-разбойником доном Хосе (первая глава) и прекрасной цыганкой-мошенницей Кармен (вторая глава) и только потом уже узнаёт о том, как свела судьба этих героев и чем всё закончилось (третья глава). Последняя, четвёртая часть новеллы представляет собой культурно-этнографическую справку о происхождении, особенностях характера и жизни испанских цыган, их языковой общности и отличиях от кочевых народов других стран Европы. Поставленная в центр неспешного повествования история любви дона Хосе и Кармен приобретает дополнительную яркость: она оттеняется спокойной, лишённой страстей жизнью человека, занятого законопослушным исследовательским делом.
Относящаяся к жанру психологических новелл «Кармен» лишена подробных описаний эмоций или пространных диалогов героев. Внутренние переживания персонажей автор передаёт за счёт внешней экспрессивности (во внешности, одежде, жестах и поведении) и сюжетных действий, которые говорят сами за себя: нападение Кармен на работницу севильской табачной фабрики, многочисленные романы цыганки с целью грабежа богачей, убийство доном Хосе поручика, его стычки с кавалеристами, «дуэль» между доном Хосе и мужем Кармен – Гарсией Кривым, убийство Кармен доном Хосе.
Художественный образ Кармен строится на принципе контраста: девушка красива за счёт причудливого сочетания прекрасного и уродливого; при всей своей бедности она носит неизменно яркую, бросающуюся в глаза одежду; в её характере сочетаются как низменные, так и прекрасные черты. В отличие от статичного, сложившегося задолго до начала повествования, образа Кармен образ дона Хосе рисуется в динамике: в начале читатель узнаёт о честной кавалерийской жизни героя, затем знакомится с процессом его постепенного морального падения, вызванного страстной любовью к цыганке. Внешние неблаговидные поступки контрабандиста сочетаются с его внутренним благородством: дон Хосе умеет быть признательным за помощь (автору-рассказчику), готов помочь раненому товарищу (в отличие от Кривого, убивающего «обузу» без лишних раздумий), не считает себя вправе стрелять в спину даже самому отъявленному бандиту и сопернику в любовных делах (мужу Кармен).
Социальное падение дона Хосе не меняет его натуры и происходит в силу непреодолимых жизненных обстоятельств: стремления быть рядом с любимой женщиной и невозможности продолжать прежний образ жизни. Излишняя горячность, толкнувшая героя на убийство из ревности, не оставила ему другого выбора, кроме как стать контрабандистом. При этом до самого конца дон Хосе верил и надеялся на то, что всё ещё можно исправить: он несколько раз призывал Кармен бросить всё и уехать в Новый свет с тем, чтобы зажить там честной жизнью, но его мечте не суждено было сбыться. Выросшая среди разбойников цыганка не представляла себе иной жизни, кроме как той, которую она вела в Испании, и не хотела связывать себя обязательствами с нелюбимым человеком.
Реалистическое начало новеллы проявляется в её социальной направленности, объясняющей появление в Испании контрабандистов, разбойников и убийц. Социальное расслоение общества Мериме показывает, не уточняя, его причин, но по тому, что высшие военные должности занимают богатые люди, говорить о последних и не требуется – читатель сам может всё понять, без объяснений. По этой же причине автор избегает и оценочных суждений, даже по самому драматичному вопросу новеллы – убийству Кармен. Он намеренно закрывает своё произведение рассказом о том, кто такие цыгане, потому что переживать за судьбу конкретной цыганки читатель должен сам, в силу своих личных представлений о случившемся. Достаточно и того, что в новелле даётся просьба убийцы отслужить обедню за его душу и душу убитой им женщины, а также передать его серебряный образок матери.
Новелла Мериме лишена живописных описаний природы и бытовых подробностей. Художественное время её действия располагается в двух пластах: настоящем (встреча рассказчика с доном Хосе и Кармен) и прошлом (рассказ дона Хосе о своей жизни и случившемся после первой встречи с рассказчиком). Основное место действия произведения – Кордова, дополнительное – Гибралтар. Вневременным является рассказ о цыганах, неизвестно когда появившихся в Испании и расселившихся по всей Европе.
Маттео Фальконе (1829).
Если пройти от Порто-Веккьо в глубь Корсики, то можно выйти к обширным зарослям маки - родине пастухов и всех, кто не в ладах с правосудием. Корсиканские земледельцы выжигают часть леса и с этой земли получают урожай. Корни деревьев, оставшиеся в земле, вновь пускают частые побеги. Вот эта густая перепутанная поросль высотой в несколько метров и называется маки. Если вы убили человека, бегите в маки, и вы проживёте там в безопасности, имея при себе оружие. Пастухи накормят вас, и вам не будут страшны правосудие или месть, если только не спускаться в город, чтобы пополнить запасы пороха.
Маттео Фальконе жил в полумиле от маки. Он был богатым человеком и жил на доходы от своих многочисленных стад. На то время ему было не более пятидесяти лет. Это был невысокий, крепкий и смуглый человек с вьющимися чёрными волосами, орлиным носом, тонкими губами, большими живыми глазами. Его меткость была необычной даже для этого края хороших стрелков. Такое необыкновенно высокое искусство сделало Маттео известным. Его считали таким же хорошим другом, как и опасным врагом; впрочем, он жил в мире со всеми в округе. Рассказывали, что когда-то он застрелил своего соперника, но ту историю замяли, и Маттео женился на Джузеппе. Она родила ему трёх дочерей и сына, которому он дал имя Фортунато. Дочери были удачно выданы замуж. Сыну исполнилось десять лет, и он подавал уже большие надежды.
Однажды ранним утром Маттео с женой отправились в маки поглядеть на свои стада. Фортунато остался один дома. Он нежился на солнышке, мечтая о будущем воскресенье, как вдруг его размышления были прерваны ружейным выстрелом со стороны равнины. Мальчик вскочил. На тропинке, ведущей к дому Маттео, показался бородатый человек, в лохмотьях и шапке, какие носят горцы. Его ранили в бедро, и он с трудом передвигал ноги, опираясь на ружье. Это был Джанетто Санпьеро, бандит, который, отправившись в город за порохом, попал в засаду корсиканских солдат. Он яростно отстреливался и, в конце концов, сумел уйти.
Джанетто узнал в Фортунато сына Маттео Фальконе и попросил спрятать его. Фортунато заколебался, и Джанетто пригрозил мальчишке ружьём. Но ружье не могло напугать сына Маттео Фальконе. Джанетто упрекнул его, напомнив, чей он сын. Засомневавшись, мальчик потребовал плату за свою помощь. Джанетто протянул ему серебряную монету. Фортунато взял монету, и спрятал Джанетто в копне сена, стоявшей возле дома. Затем хитрый мальчишка притащил кошку с котятами и уложил их на сено, чтобы казалось, что его давно не ворошили. После этого он, как ни в чем не бывало, растянулся на солнцепёке.
Несколько минут спустя шестеро солдат под командой сержанта уже стояли перед домом Маттео. Сержант, Теодор Гамба, гроза бандитов, приходился дальним родственником Фальконе, а на Корсике, более чем где либо, считаются с родством. Сержант подошёл к Фортунато и начал расспрашивать, не проходил ли кто мимо. Но мальчишка так дерзко и насмешливо отвечал Гамбе, что тот, вскипев, приказал обыскать дом и стал угрожать Фортунато наказанием. Мальчик же сидел и спокойно гладил кошку, ничем не выдав себя даже тогда, когда один из солдат подошёл и небрежно ткнул штыком в сено. Сержант, убедившись, что угрозы не производят никакого впечатления, решил испытать силу подкупа. Он вытащил из кармана серебряные часы и пообещал отдать их Фортунатто, если тот выдаст преступника.
Глаза Фортунатто загорелись, но все же он не протянул руки за часами. Сержант все ближе и ближе подносил часы к Фортунато. В душе Фортунато вспыхнула борьба, а часы покачивались перед ним, задевая кончик его носа. Наконец Фортунато нерешительно потянулся к часам, и они легли на его ладонь, хотя сержант все ещё не выпускал из рук цепочку. Фортунато поднял левую руку и указал большим пальцем на копну сена. Сержант отпустил конец цепочки, и Фортунато понял, что часы теперь его. А солдаты принялись тотчас же раскидывать сено. Джанетто был найден, схвачен и связан по рукам и ногам. Когда Джанетто уже лежал на земле, Фортунато бросил ему обратно его серебряную монету - он сознавал, что уже не имеет на неё права.
Пока солдаты сооружали носилки, на которых можно было бы отнести преступника в город, на дороге вдруг появились Маттео Фальконе и его жена. При виде солдат Маттео насторожился, хотя вот уже десять лет как он не направлял дула своего ружья на человека. Он взял ружье на прицел и стал медленно приближаться к дому. Сержанту тоже стало как-то не по себе, когда он увидел Маттео с ружьём наготове. Но Гамба смело вышел навстречу Фальконе и окликнул его. Узнав своего родственника, Маттео остановился и медленно отвёл дуло ружья. Сержант сообщил, что они только что накрыли Джаннетто Санпьеро и похвалил Фортунатто за помощь. Маттео прошептал проклятие.
Увидев Фальконе с женой, Джанетто плюнул на порог их дома и назвал Маттео предателем. Маттео поднёс руку ко лбу, как человек, убитый горем. Фортунато принёс миску молока и, опустив глаза, протянул ее Джанетто, но арестованный гневно отверг подношение и попросил воды у солдата. Солдат подал флягу, и бандит отпил воду, поднесённую рукой врага. Сержант подал знак, и отряд двинулся к равнине.
Прошло несколько минут, а Маттео все молчал. Мальчик тревожно поглядывал то на мать, то на отца. Наконец Маттео заговорил с сыном голосом спокойным, но страшным для тех, кто знал этого человека. Фортунато хотел было броситься к отцу и упасть на колени, но Маттео страшно закричал, и тот, рыдая, остановился в нескольких шагах. Джузеппа увидела цепочку от часов, и строго спросила, кто дал их Фортунато. «Дядя сержант» - ответил мальчик. Маттео понял, что Фортунатто стал предателем, первым в роду Фальконе.
Фортунато рыдал в голос, Фальконе не сводил с него своих рысьих глаз. Наконец он вскинул ружье на плечо и пошёл по дороге в маки, приказав Фортунато следовать за ним. Джузеппа бросилась к Маттео, впиваясь в него глазами, словно пытаясь прочесть то, что было в его душе, но напрасно. Она поцеловала сына и, плача, вернулась в дом. Между тем Фальконе спустился в небольшой овраг. Он приказал сыну молиться, и Фортунато упал на колени. Запинаясь и плача, мальчик прочитал все молитвы, какие только знал. Он умолял о пощаде, но Маттео вскинул ружье и, прицелившись, сказал: «Да простит тебя бог!». Он выстрелил. Мальчик упал мёртвый.
Даже не взглянув на труп, Маттео пошёл к дому за лопатой, чтобы закопать сына. Он увидел Джузеппу, встревоженную выстрелом. «Что ты сделал?» - воскликнула она. «Совершил правосудие. Он умер христианином. Я закажу по нём панихиду. Надо сказать зятю, Теодору Бьянки, чтобы он переехал к нам жить» - спокойно ответил Маттео.
Коломба (1840).
Коломба делла Реббиа - дочь корсиканского дворянина, наполеоновского полковника, который после падения Наполеона вернулся на Корсику и был там убит при неясных обстоятельствах. К. уверена, что виновник преступления - враг ее семьи и адвокат Баррачини, ставший местным мэром после реставрации Бурбонов.
Не сумев доказать свою правоту в суде, она побуждает своего брата Орсо, в недавнем прошлом также офицера наполеоновской армии, отомстить за отца. Орсо долго колеблется, не будучи убежден в справедливости подозрений сестры, а та между тем всеми средствами, вплоть до прямых провокаций, разжигает вражду между двумя семействами.
Наконец, Орсо, возмущенный вызывающим поведением Баррачини, вызывает на поединок двух сыновей адвоката; те, по корсиканскому обычаю, предпочитают устроить ему засаду в лесу, однако в стычке оба погибают от его руки. В последней сцене повести адвокат Баррачини, сошедший с ума от горя, признается К. в своем преступлении; дело происходит уже в Италии, куда уехали с Корсики Орсо с сестрой и молодой женой-англичанкой, познакомившейся с ним в разгар вендетты. Рядом со своим отважным, но слишком рассудительным братом не ведающая сомнений К. выступает как воплощение деятельности и решительности.
Орсо, которому годы службы во французской армии привили понятия европейской правовой культуры, для мщения нуждается в доказательствах вины своего врага; К. же не имеет вполне надежных улик, зато твердо знает корсиканские обычаи. В сельском доме делла Реббиа она создает атмосферу ненависти, и это сказывается даже в содержании песен, которые она сочиняет.на Народный лад; с помощью живущих в лесах бандитов она срывает попытки местных властей примирить ее брата с семьей Баррачини, организует вооруженное противостояние с врагами, а после гибели его сыновей помогает Орсо спастись от преследования.
В конечном счете она устраивает и его свадьбу с попавшей на Корсику молодой англичанкой. К. - двигатель сюжета повести, ее действенное начало, но одушевлена она злой, дикой энергией мести; ее облик отмечен этой ненавистью даже в эпилоге, когда, покончив с врагами семьи, она пытается жить в европейском светском обществе и перенимать его манеры. К. - одно из впечатляющих воплощений романтического образа «дикаря», не добродетельно-рассудочного, как в сочинениях просветителей, а неистово-страстного, до конца отстаивающего свои варварские понятия о справедливости.
«Этрусская ваза», (1830).
Огюста Сен-Клера не любили в так называемом «большом свете»; главная причина заключалась в том, что он старался нравиться только тем, кто приходился ему по сердцу. Он шёл навстречу одним и тщательно избегал других. К тому же он был беспечен и рассеян.
Он был горд и самолюбив. Он дорожил чужим мнением. Он призвал все свои силы, стараясь научиться скрывать все то, что считалось унизительною слабостью.
В свете приобрёл он вскоре печальную известность человека равнодушного и неотзывчивого. Сен-Клер не верил в дружбу.
Сен Клер был, однако ж, человек приятный в общении. Его недостатки вредили только ему лично. Редко бывало с ним скучно.
Сен-Клер отличался большой внимательностью к женщинам; он предпочитал их беседу мужской. Если такой наружно холодный человек любил кого-нибудь, предметом его страсти могла быть только - это все знали - хорошенькая графиня Матильда де Курси. Это была молодая вдова, которую посещал он с редким постоянством.
Графиня поехала на лечебные воды, а Сен-Клер вскоре отправился за ней.
После одного из свиданий он был необычайно счастлив, восторгался де Курси, радовался, что она предпочла его множеству других поклонников.
В этот же вечер Сен-Клер приходит на встречу молодых холостяков, где присутствует его знакомый Альфонс де Темин. Молодые люди обсуждают, как добиться любви хорошеньких женщин. Стараются вывести общую формулу оригинальности, чтобы, следуя ей, нравиться всем. Сен-Клер рассказал, как бы он завоёвывал красоток, будь даже горбатым: околдовал бы жалобных или эксцентричных особ.
Темин же сказал, что основным оружием он считает приятную наружность и умение со вкусом одеваться. В качестве примера он начал говорить о той самой графине де Курси, которую когда-то охмурил некий Масиньи: «Глупейший и пустейший из людей вскружил голову умнейшей из женщин. Скажете ли вы после этого, что с горбом можно достигнуть такого успеха? Поверьте: требуется лишь приятная наружность, хороший портной и смелость.»
Сен-Клер был взбешён. Он вспомнил об Этрусской вазе - подарке Масиньи, который де Курси бережно хранила и даже забрала с собой на воды. И каждый вечер, откалывая свою бутоньерку, графиня ставила ее в этрусскую вазу.
Беседа прерывается прибытием из Египта Теодора Невиля. Он рассказывает о тамошних обычаях. Сен-Клер потихоньку ушёл домой, где стал сильно переживать по поводу того, что графиня оказалась такой же женщиной, как все, а он-то думал, что она за всю жизнь любила только его одного. Ей, думает наш герой, все равно: Масиньи или Сен-Клер. Он мучается, но все-таки снова идёт к де Курси на свидание.
Она с ним невероятно ласкова, потакает ему во всех мелочах. Дарит отремонтированные часы с собственным портретом. Сен-Клер смягчается: теперь он верит, что она любит его.
Утром его радость снова омрачена. Он снова видит вазу, и она дорога де Курси. А ее портрет на его починенных часах выполнил художник, с которым ее когда-то познакомил Масиньи.
Сен-Клер уже начинает думать, стоит ли венчаться с ней или нет по истечении ее годичного траура. Погружён в мрачные мысли, едет на лошади и встречает другого всадника - де Темина. Сен-Клер настолько раздражён, что затевает пустяковую ссору, и Темин вызывавет его на дуэль.
Вечером с графиней Сен-Клер деланно весел, чем вызывает ее недовольство, ей кажется, что он злой.
Они начинают говорить о том, кто чаще попадается в ловушку ложной любви - мужчины или женщины. Графиня рассказывает ему о том, как однажды подшутила над Масиньи, который был в неё влюблён: он прислал ей признание в любви, а она тем же вечером попросила прочитать его вслух свою кузину, не называя имён. Все смеялись над его глупым и неумелым стилем, а Масиньи был повержен.
Сен-Клер понимает, что был одурачен, и графиня никогда не была влюблена в Масиньи. Он рассказывает все ей, и они счастливые обнимаются. Потом графиня разбивает этрусскую вазу.
На следующий день Темин убивает Сен-Клера на дуэли.
Три года графиня не хочет никого видеть. Потом из странствий возвращается ее кузина Жюли и увозит ее на острова. Но де Курси уже погубила себя - она протянула на курорте три-четыре месяца, а потом умерла от грудной болезни.
«Таманго», (1829).
Капитан Леду был бравым моряком. Поступив на службу простым матросом, он спустя некоторое время стал помощником рулевого. Но в битве при Трафальгаре в пылу сражения ему раздробило кисть левой руки, которую в дальнейшем пришлось ампутировать, и некогда удалого вояку списали с корабля. Чтобы не томиться от безделья, Леду принялся за изучение теории мореплавания, штудируя купленные на сбережения книжки и ожидая подходящего случая отправиться в море вновь. Несколько лет спустя уже сведущий в судоходном деле калека стал капитаном. Проработав некоторое время на каперском люггере, Леду переходит на коммерческое судно, несмотря на запрет промышлять торговлей подневольных негров.
Приняв участие в столь рискованном предприятии, Леду с согласия судовладельца строит быстроходный и вместительный бриг «Надежда» - судно, спроектированное специально для транспортировки «чёрного дерева».
Однорукий морской волк быстро прославился среди работорговцев, вот только недолго ему было уготовано упиваться известностью.
В один из рейсов Леду причалил к берегам Африки, чтобы купить рабов у негритянского вождя Таманго. После обмена учтивыми приветствиями и распития нескольких бутылок водки, собеседники приступили к осуществлению купли-продажи. Предложенный вождём товар не понравился капитану. Он «пожимал плечами, ворчал, что мужчины тщедушны, женщины слишком стары или слишком молоды, и жаловался на вырождение чёрной расы». За самых сильных и красивых Леду был готов заплатить обычную цену, остальных же соглашался взять лишь при большой скидке. Таманго возмутили подобные условия сделки. Они долго кричали, спорили, выпили чудовищное количество спиртного. В итоге почти совсем охмелевший африканец уступил упёртому французу. «Дешёвые ткани, порох, кремни, три бочки водки и пятьдесят кое-как отремонтированных ружей - вот что было дано в обмен на сто шестьдесят рабов».
Оставалось ещё около тридцати невольников - дети, старики, больные женщины. Не зная, что делать с этим хламом, Таманго предложил его капитану по бутылке с «огненной» водой за штуку. Хоть корабль и был до конца заполнен, всё же Леду принял столь заманчивое предложение. Он взял из тридцати рабов двадцать самых худощавых. Тогда негр стал просить только по стакану водки за каждого из десяти оставшихся. Капитан купил ещё трёх детей, но заявил, что не возьмёт больше ни одного негра. Не в состоянии придумать ничего лучше, Таманго решил убить за ненадобностью семь хилых никому не нужных рабов. Первый выстрел из ружья свалил с ног женщину. Это была мать троих детей, которых взял Леду. Убить остальных невольников вождю помешала одна из его жён. Разгневанный столь наглым поступком, Таманго в ярости ударил девушку прикладом и прокричал, что дарит её французу. Туземка была молода и красива. Леду с готовностью принял столь щедрый дар. Шесть же уцелевших невольников были обменены на табакерку и отпущены.
Капитан поспешил заняться погрузкой своего товара на корабль. Таманго же прилёг в тени на траву, чтобы проспаться. Когда он проснулся, бриг, уже под парусами, спускался вниз по реке. Страдая от похмелья, африканский вождь потребовал жену Айше и был несказанно удивлён и ошеломлён, узнав, что та отдана в услужение белому капитану. Желая исправить роковую ошибку, Таманго побежал к бухте, рассчитывая найти там лодку, на которой можно подплыть к бригу. Настигнув невольничий корабль, он попросил обратно свою супругу. «Дарёное назад не отбирают», - ответил Леду, не обращая внимания на истерику и слёзы негра, который «то... катался по палубе, призывая свою дорогую Айше, то бился головой о доски, словно хотел лишить себя жизни».
Во время спора старший помощник доложил невозмутимому капитану, что за ночь погибло три раба, освободив свои места, и посоветовал сделать подневольным того, кто не так давно сам промышлял столь неблагородным занятием, как работорговля. «Леду рассудил, что Таманго можно легко продать за тысячу экю, что это путешествие, сулившее ему большие барыши, будет, вероятно, последним, что, раз уж он сколотил деньгу и покончил с торговлей рабами, не всё ли равно, какая слава пойдёт о нём на Гвинейском побережье: добрая или худая!». Хитростью завладев ружьём Таманго, он высыпал из оружия весь заряд пороха. Старший помощник тем временем вертел в руках саблю рыдающего мужа, и, пока тот стоял безоружный, двое дюжих матросов бросились на него, опрокинули его на спину и принялись вязать. Так неразумный племенной вождь стал живой подневольной скотиной. «Товарищи Таманго по рабству, бывшие его пленники, встретили его появление в своей среде с тупым удивлением. Он и теперь внушал им такой страх, что ни один из них не посмел надругаться над несчастьем того, кто был причиной их собственных мучений».
Подгоняемый попутным ветром с суши, корабль быстро удалялся от берегов Африки. Чтобы человеческий груз как можно меньше пострадал от утомительного плавания, было решено ежедневно выводить невольников на палубу. Некоторое время рана Таманго не позволяла ему выходить наверх. Наконец он смог осуществить это маленькое путешествие. «Гордо подняв голову среди боязливой толпы невольников, он прежде всего бросил грустный, но спокойный взгляд на огромное водное пространство, расстилавшееся вокруг корабля, затем лёг, или, вернее, повалился, на доски палубы, даже не расположив поудобнее свои цепи». Но вид прислуживающей своему французскому господину Айше вывел Таманго из равновесия. Развенчанный вождь пригрозил супруге страшным Мама-Джумбо, карающим неверных жён. Девушка только разрыдалась в ответ.
Ночью, когда почти весь экипаж спал глубоким сном, на весь корабль раздался громкий голос Леду, выкрикивавшего ругательства, и щёлканье его страшного бича. На следующий день, когда Таманго появился на палубе, лицо его было все в кровоподтёках, но он держался также гордо, как и прежде, решив с этого момента в корне изменить сложившуюся ситуацию. Попросив Айше раздобыть напильник, вождь день и ночь убеждал негров предпринять героическую попытку вернуть себе свободу. Авторитет оратора, привычка рабов трепетать перед ним и подчиняться ему помогли добиться желанного результата. Чернокожие даже стали торопить вождя в осуществлении бунта.
Как-то утром Айше бросила возлюбленному сухарь, в котором был спрятан маленький напильник. После долгого ожидания настал великий день мщения и свободы.
Перед одной из «прогулок» на палубе брига «невольники постарались подпилить свои цепи таким образом, чтобы это не бросилось в глаза, но чтобы при малейшем усилии они могли их разорвать». Подышав немного свежим воздухом, они все взялись за руки и принялись плясать, а Таманго затянул песню, пропев которую, разлёгся у ног одного из матросов, словно выбившись из сил. Все заговорщики сделали то же самое. Таким образом, каждый матрос оказался окружённым несколькими неграми. Незаметно порвавши свои цепи, Таманго издаёт условный крик, оповещающий о начале мятежа. Начинается драка. Матросы валятся с ног под натиском разгневанных рабов. Таманго вступает в бой с Леду и в горячке схватки раздирает ему горло зубами.
Победа была полной. Насытившись местью, негры подняли глаза к парусам, развивающимся на ветру, в надежде, что Таманго знает как управлять кораблём и доставит их до дому. Среди смутного гула сотни голосов, требовавших, изменить путь брига, вновь обретший власть вождь медленно подошёл к рулю, словно хотел хоть немного отдалить ту минуту, которая должна была и для него и для других определить пределы его могущества. Наконец, после ряда бессмысленных манипуляций, он резко повернул рулевое колесо. «Надежда» подпрыгнула на волнах, ветер с удвоенной силой ударил в паруса, от чего со страшным треском рухнули обе мачты. Испуганные негры поднялся ропот, вскоре превратившийся в бурю упрёков и ругательств. Таманго вновь подвёл их, своим нелепым поступком подписав всех на долгую и мучительную смерть.
Всё оставшееся время освобождённые, но несвободные чернокожие истребляли запасённый моряками провиант, чрезмерно налегая на водку. Потихоньку их число редело: кто умер от полученных во время восстания ран, кто погиб от пьянства, кто зарезался, кто свалился за борт.
Желая восстановить свой авторитет, Таманго предложил покинуть корабль, нагрузив провизией две свободные лодки и отчалив на них к родным краям. «Он воображал, что если будешь грести все прямо перед собой, то в конце концов обязательно встретишь какую-нибудь землю, населённую неграми, потому что чёрнокожие владеют землёй, а белые все живут на кораблях». Вот только для успешной реализации плана, за неимением лишних мест раненых и больных придётся оставить. Идея всем пришла по вкусу.
Вскоре всё было готово к отплытию. Но, как только шлюпки были спущены на воду, поднялась большая волна и опрокинула корытце, в котором находились Таманго и Айше, не зацепив при этом второй челнок, что благополучно двигался всё дальше и дальше, а после и вовсе исчез за горизонтом.
Таманго и Айше удалось выжить или, скорее, всего лишь отсрочить неминуемую кончину. Вновь они оказались на палубе «Надежды» вместе с уцелевшей кучкой медленно умирающих от ран и голода существ.
План:
1. Особенности творчества Проспера Мериме. Место новелл в его наследии.
Список использованной литературы.
1. Особенности творчества Проспера Мериме. Место новелл в его наследии.
Проспер Мериме (1803 - 1870) - один из замечательных французских критических реалистов XIX века, блестящий драматург и мастер художественной прозы. Мериме в отличие от Стендаля и Бальзака не становился властителем дум целых поколений; воздействие, оказанное им на духовную жизнь Франции. было менее широким и мощным. Однако эстетическое значение его творчества велико. Созданные им произведения неувядаемы: столь глубоко воплощена в них жизненная правда, столь совершенна их форма.
Писатель прошел длинный и сложный творческий путь. Как художник он завоевал известность и признание раньше Стендаля и Бальзака, в годы, когда романтики еще только поднимались на штурм твердыни классицизма, а литература критического реализма давала первые ростки. Последняя же новелла Мериме - «Локис» - увидела свет в 1869 году, за два года до событий Коммуны, одновременно с «Воспитанием чувств» Флобера и сборником стихотворений Верлена «Галантные празднества».
Внутренний облик Мериме, присущие его мироощущению противоречия, особенности его художественной манеры невозможно постичь, не учитывая своеобразия пережитой им эволюции. Художественное развитие Мериме оказалось теснейшим образом связанным с ходом общественной жизни страны. Его основные вехи в целом совпадают с переломными, ключевыми моментами истории Франции, и прежде всего с революциями 1830 и 1848 годов.
Интерес к самостоятельному литературному творчеству стал проявляться у Мериме еще в начале 20-х годов, в студенческую пору (в 1823 г. он окончил юридический факультет Парижского университета). Первоначально эстетические пристрастия Мериме носили исключительно романтический характер. Он с упоением читал Байрона, начал переводить «Песни Оссиана». Однако решающую роль в становлении творческого облика Мериме (хотя сам он впоследствии и пытался преуменьшить значение этого воздействия) сыграло знакомство в 1822 году со Стендалем, к тому времени человеком уже совершенно сложившимся.
Стендаль увлек Мериме боевым духом своих политических убеждений, непримиримостью вражды к режиму Реставрации. Именно он, знакомя Мериме с учением Гельвеция и Кондильяка, с идеями их ученика Кабаниса, и направил по материалистическому руслу эстетическую мысль будущего автора предисловия к «Хронике царствования Карла IX». Многое почерпнул Мериме-драматург из художественной программы, выдвинутой Стендалем в литературном манифесте «Расин и Шекспир».
Вскоре после знакомства со Стендалем и начинается самостоятельная литературная деятельность Мериме. Впервые, однако, широкую известность Мериме завоевал в 1825 году, опубликовав сборник «Театр Клары Гасуль». Выход в свет этого произведения был связан с дерзкой и вызвавшей немало толков мистификацией. Мериме выдал свой сборник за сочинение некоей - вымышленной им - испанской актрисы и общественной деятельницы Клары Гасуль. Для вящей убедительности он выдумал преисполненную боевого духа биографию Клары Гасуль и предпослал ее сборнику. Мериме, очевидно, не желал афишировать себя как автора книги ввиду политической остроты ее содержания и строгости королевской цензуры (впрочем, в литературных кругах имя создателя «Театра Клары Гасуль» ни для кого не было секретом). Но в первую очередь, пожалуй, сказалось другое: врожденный вкус молодого, озорно настроенного литератора к розыгрышам и подделкам и естественное стремление продолжить ту линию стилизации, которая пробивалась наружу в отдельных пьесах сборника.
«Театр Клары Гасуль» - чрезвычайно самобытное явление из французской драматургии 20-х годов XIX века. Пьесы Мериме, пронизанные симпатией к освободительному движению испанского народа, звучали задорно, дышали оптимистической верой в неизбежность победы прогрессивного начала. Произведение начинающего писателя было вместе с тем одной из самых ранних и наиболее решительных попыток низвергнуть окостеневших в своем догматизме эпигонов классицизма, которые господствовали в то время на французской сцене.
Современников Мериме, привыкших к пространным рассуждениям и растянутым, выспренним монологам драматургов-классицистов, поражало в пьесах Мериме стремительное развитие действия, непрерывное чередование кратких выразительных сцен, полное игнорирование правил о трех единствах, неожиданные и резкие переходы от сатирических эпизодов к пассажам, насыщенным высокой патетикой и трагизмом.
Завершает первый период литературной деятельности Проспера Мериме его исторический роман «Хроника царствования Карла IX» (1829) - своеобразный итог идейных и художественных исканий писателя в эти годы.
В период Реставрации (1815 - 1830), когда к власти вновь вернулась свергнутая народом в годы революции династия Бурбонов, творчество Мериме отличалось политически воинствующим характером, было пронизано злободневной проблематикой. Оно заключало в себе резкое разоблачение феодальных порядков, власти церковников и дворян, осуждение религиозного фанатизма.
Проспер Мериме в начале своего творческого пути, как уже отмечалось, примыкал к романтическому движению. Влияние романтической эстетики долго продолжало сказываться в произведениях писателя; оно ощутимо во всем его творческом наследии. Но постепенно литературная деятельность Мериме принимала все более отчетливо выраженный реалистический характер. Драма «Жакерия» и роман «Хроника царствования Карла IX» Мериме - яркие примера того живого интереса к исторической проблематике, к изучению и осмыслению национального прошлого, который охватил передовую общественную и художественную мысль Франции в 20-х и в начале 30-х годов XIX столетия.
Своеобразие художественной манеры, в которой написана «Хроника царствования Карла IX», определяется концепцией произведения: стремлением всесторонне и объективно охарактеризовать общественную атмосферу, господствовавшую в стране в годы религиозных войн, выдвинуть на первый план изображение нравов и настроений рядовых людей.
«Хроника царствования Карла IX» завершает первый этап литературной деятельности Мериме. Существенные изменения в жизни писателя вызывает Июльская революция. В годы Реставрации правительство Бурбонов пыталось привлечь Мериме к государственной службе, однако эти попытки остались тщетными. После Июльской революции в феврале 1831 года влиятельные друзья выхлопотали для Мериме место заведующего канцелярией министра морских дел. Затем он перешел в министерство торговли и общественных работ, а оттуда в министерство внутренних дел и культа. Мериме аккуратнейшим образом выполнял свои обязанности чиновника, но они его очень тяготили. Характерно, что в течение первых трех лет государственной службы Мериме совершенно отходит от художественного творчества. Он пытается найти отдушину в светских развлечениях, но и это времяпрепровождение не излечивает его от тоски. Именно в эти годы окончательно кристаллизуется внутренний облик Мериме. Маска холодного, язвительного скептика и невозмутимого денди служит ему защитой: под ней он скрывает чувствительное сердце, отзывчивую и ранимую душу.
Определенный просвет наступает в 1834 году, когда Мериме назначают главным инспектором исторических памятников Франции. Занимая почти в течение двадцати лет эту должность, Мериме сыграл заметную и почетную роль в истории художественной культуры страны. Ему удалось спасти от разрушения и порчи много прекрасных памятников старины, церквей, скульптур, фресок. Своей деятельностью он способствовал развитию интереса к романскому и готическому искусству и его научному изучению. Служебные обязанности побуждали Мериме совершать неоднократно длительные поездки по стране. Плодом их явились книги, в которых Мериме объединял описания и анализ изученных им памятников, перемежая эти научные материалы путевыми зарисовками («Заметки о поездке на юг Франции» и др.). Мериме написал за эти годы и целый ряд специальных археологических и искусствоведческих трудов (например, о средневековой архитектуре, стенной живописи и т. д.). Наконец он стал заниматься и чисто историческими исследованиями (наиболее значительные из них посвящены истории Рима).
Начиная с 1829 года, когда вышла в свет «Хроника царствования Карла IX», серьезные изменения происходят и в художественном развитии писателя. В годы Реставрации Мериме увлекался изображением больших общественных катаклизмов, созданием широких социальных полотен, разработкой исторических сюжетов, его внимание привлекали крупные монументальные жанры. В своих художественных произведениях 30 - 40-х годов он, за редкими исключениями, непосредственно не затрагивает политической проблематики, углубляясь в изображение конфликтов этических и вместе с тем уделяя большее внимание тематике современной, чем исторической. Теперь Мериме-художник отходит от романа и почти не занимается драматургией, сосредоточивая свой интерес преимущественно на малой повествовательной форме - новелле, и достигая в этой области выдающихся творческих результатов.
Критические и гуманистические тенденции находят в новеллистике Мериме столь же яркое воплощение, как и в его предшествующих произведениях, но они меняют свою направленность. После Июльской революции противоречия, порождаемые буржуазными отношениями, становятся ведущими во французской действительности. Эти общественные сдвиги отражаются в творчестве писателя, и прежде всего в проблематике его произведений. Идейный пафос его новеллистики - в изображении буржуазных условий существования как силы, нивелирующей человеческую индивидуальность, воспитывающей у людей мелкие, низменные интересы, насаждающей лицемерие и эгоизм, враждебной формированию людей цельных и сильных, способных на всепоглощающие, бескорыстные чувства. Охват действительности сужался в новеллах Мериме, но писатель глубже - по сравнению с произведениями 20-х годов - проникал во внутренний мир человека, реалистически более последовательно показывал обусловленность его характера внешней средой.
2. Художественные особенности новелл П. Мериме.
Новеллы Мериме пронизывает несколько ведущих тем. Они содержат в себе в первую очередь проницательное и резкое разоблачение нравов господствующего общества. Эти критические тенденции, весьма многообразные по своим формам, отчетливо выявились уже в первых новеллистических опытах писателя, относящихся к 1829 - 1830 годам и вошедших впоследствии в сборник «Мозаика» (1833).
В новелле «Таманго» (1829) Мериме с язвительной иронией рисует образ типичного представителя лицемерной и бездушной буржуазной цивилизации, работорговца капитана Леду. Капитану Леду и его помощникам противостоят в новелле негритянский вождь Таманго и его соплеменники. Выступая против колонизаторской деятельности белых и угнетения негров, Мериме подхватывал тему, распространенную во французской литературе 20-х годов. Так, большой популярностью пользовался в эти годы роман Гюго «Бюг-Жаргаль» (второй его вариант был напечатан в 1826 г.). В отличие от Гюго, который именно тогда прокладывал пути романтизму, Мериме не создавал идеализированного и приподнятого над действительностью образа вождя чернокожих. Он подчеркивал первобытность и дикость своего героя. Таманго, как и другие негры, невежествен, подвержен темным суевериям, подвластен слепым инстинктам, эгоистичен и жесток. Однако Таманго присущи и глубоко человеческие черты, возвышающие негра над его поработителями. Они сказываются в непреодолимом стремлении Таманго к свободе, в силе его привязанности, в его способности испытывать пусть необузданные, но мощные чувства, в той гордости и выдержке, которые он проявляет в момент тяжелых испытаний. Так постепенно читатель приходит к выводу, что в цивилизованном, но гаденьком буржуа Леду скрыто больше варварства, чем в дикаре Таманго.
Поэтому таким острым сарказмом насыщается концовка новеллы, рассказывающая о жалкой и мрачной участи, которая ожидала Таманго в плену. Здесь каждое слово писателя «включает в себе глубокий иронический подтекст. Плантаторы были убеждены, что они облагодетельствовали Таманго, вернув ему жизнь и, превратив его в примерного полкового литаврщика. Однако привыкший к свободе чернокожий гигант зачах от этих «благодеяний», запил и вскоре умер, в больнице.
Концовка «Таманго» обозначает новую веху в решении колониальной тематики реалистической литературой XIX века на Западе. Трагическая судьба туземцев в условиях двуличной буржуазной цивилизации предстает здесь в ее неприкрашенно-обыденном, прозаически тягостном виде. Ее изображение не только далеко отходит от рационалистических утопий просветителей XVIII века (вспомним Робинзона Крузо у Дефо и его идеальные, подчиненные воспитательным задачам взаимоотношения с Пятницей). Оно принципиально отлично и от возвышенно-патетической трактовки этой темы романтиками.
Это не означает, что Мериме, работая над «Таманго», проходил мимо творческого опыта романтиков. Наоборот, писатель использовал и своеобразно преломлял его в этом художественно многогранном произведении (как и в целом ряде других новелл, написанных на рубеже 20-30-х годов). Об этом говорят, например, страницы, изображающие могучий порыв невольников к свободе.
Утверждение несовместимости нравственного достоинства с подчинением грязной власти денег пронизывает и другую раннюю новеллу Мериме, «Партия в триктрак» (1830). В ней раскрывается душевная драма молодого морского офицера лейтенанта Роже. Мысль о том, что ради денег он изменил своему характеру и опустился до воровства, не дает покоя Роже. Она постепенно разрушает его душевное равновесие. Мериме вводит в свою новеллу эти идейные и психологические мотивы, завершая ее картиной нарастающего смятения человека, который внезапно утрачивает ощущение душевной цельности. Воспроизводя переживания, вырывающиеся из-под контроля рассудка, писатель преодолевал унаследованные от XVIII века рационалистические представления о закономерностях душевной жизни и расширял рамки психологического анализа в художественной литературе.
В целом ряде своих новелл («Этрусская ваза», «Двойная ошибка», «Арсена Гийо») Мериме раскрывает бездушие и черствость так называемого «света». Порочное и лицемерное светское общество, как показывает Мериме, не терпит ярких индивидуальностей. Оно враждебно всякому проявлению подлинной страсти и стремится уничтожить всех, кто хоть сколько-нибудь не похож на него самого. Оно порождает в людях, чувствительных по натуре, обостренную ранимость и болезненное недоверие к окружающим. Герой новеллы «Этрусская ваза» (1830) Сен-Клер - человек искренний, способный, не в пример своему опустошенному светскому окружению, испытать сильное чувство. Именно поэтому светское общество и проникается к Сен-Клеру враждой и в конце концов губит его.
Реалистически углубленное решение той же темы мы находим в одной из лучших новелл Мериме «Двойная ошибка» (1833). В этой новелле (высокую оценку ей дал Пушкин в предисловии к «Песням западных славян») три главных персонажа. Все они в той или иной мере заражены эгоизмом, искалечены и порабощены царящей вокруг них властью денег. Шаверни - типичное воплощение грубого и пошлого собственника. Он и на красавицу жену привык смотреть как на приобретенную по дорогой цене вещь. Дарси как будто человек совсем иного, возвышенного, интеллектуального плана. Но при ближайшем рассмотрении и он оказывается эгоистом до мозга костей. Наконец, и Жюли во многом сама виновата в том, что ее жизнь оказалась разбитой. И ей тоже присущ эгоизм. Но это эгоизм натур слабых, боящихся посмотреть правде прямо в глаза, прикрывающих свое себялюбие сентиментальными мечтами. Они-то и породили в Жюли призрачные надежды, что Дарси, которому она сама же когда-то нанесла неизгладимую душевную рану, захочет самоотверженно прийти ей на помощь. Герои «Двойной ошибки», новеллы, лишенной какого-либо дидактического привкуса, не делятся на виновных и их жертв. Истоки зла, уродующего жизнь хороших по своим задаткам людей, мешающего им достичь счастья коренятся в самой природе общества - таково идейное содержание новеллы.
О противоестественности буржуазного брака-сделки повествует и другая известная новелла Мериме - «Венера Илльская» (1837). Сам Мериме считал это произведение своей лучшей новеллой. В ней очень своеобразно и искусно сочетаются черти бытового реализма и элементы фантастики. При этом подобное сочетание не нарушает художественной гармонии целого, ибо и фантастические мотивы в руках Мериме обретают реалистический смысл, служат раскрытию объективных общественных закономерностей. Статуя Венеры становится символом красоты, оскверненной пошлостью буржуазной среды. Пейрорад-отец, этот педантичный, преисполненный самомнения и лишенный эстетического вкуса провинциальный любитель старины (с многочисленными прототипами этого персонажа Мериме неоднократно приходилось сталкиваться во время своих поездок по Франции), не способен понять красоту в искусстве. Что же касается Пейрорада-сына, то его образ вызывает уже не усмешку, а отвращение. Этот ограниченный, бестактный и самовлюбленный буржуа, признающий лишь одну ценность я жизни - туго набитый кошелек, растаптывает красоту человеческих взаимоотношениях, в любви, в браке. За это и мстит ему разгневанная Венера.
Через всю свою жизнь Мериме, рационалист и наследник просветительских традиций, пронес враждебное отношение к церкви и религии. Эти идейные мотивы нашли свое отражение и в новеллах писателя. В этой связи в первую очередь, конечно, следует упомянуть «Души чистилища» (1834). Художественной манере, в которой написаны «Души чистилища», присущ оттенок стилизации, подражания старинной хронике. Этот повествовательный прием не раз вводил в заблуждение критиков, побуждал их приписывать писателю совершенно чуждые ему религиозно-апологетические цели. На самом деле идейная направленность новеллы прямо противоположна.
Романтики, обращаясь к обработке легенды о Дон-Жуане, были склонны поэтизировать знаменитый литературный образ, придавать ему положительное звучание. Мериме в «Душах чистилища» пошел по иному пути. В своей новелле он примкнул к старой, восходящей к Мольеру, разоблачительной, антидворянской и антиклерикальной по своему духу традиции в истолковании образа севильского обольстителя. Но он развил эту традицию, применив повествовательные навыки, характерные для реалистической литературы XIX века.
Он стремился, во-первых, максимально индивидуализировать образ Дон-Жуана и поэтому, рассказывая о его судьбе, отказался от привычной классической сюжетной схемы. Мы не найдем в новелле Мериме ни донны Анны, ни убитого командора, ее мужа, ни истории со смелым вызовом, бросаемым Дон-Жуаном статуе, ни вмешательства адских сил. Не встретим мы в «Душах чистилища» и привычного комического образа слуги Дон-Жуана.
Во-вторых, пересказывая историю жизни Дон-Жуана, Мериме особенно большое внимание уделял изображению окружающей этого персонажа общественной среды, ее воздействию на формирование нравов героя. Внутренний облик этой среды, плотью от плоти которой и является дон Хуан, образно запечатлен писателем в заглавии новеллы. «Души чистилища» - это люди, подобные дону Хуану, или его родителю, или бесчисленному количеству таких же, как они, испанских дворян. Это люди, которые сознательно делят свою жизнь пополам. Первую половину они посвящают необузданной жажде наслаждений, удовлетворению любой ценой своих мирских инстинктов, плотских вожделений. Затем, когда они вдоволь пресытились мирскими благами, они переживают обращение, начинают изображать из себя святош. Религия помогает им замаливать грехи, сулит блаженство в загробной жизни. Именно двойственность и оказывается характерной для судьбы дона Хуана.
Уже с детства родители готовили сына к такой двойной жизни. Образ душ чистилища проходит через всю новеллу Мериме. Он сопутствует герою на всех важнейших этапах его жизненного пути. Он возникает перед ним и в тот переломный момент, когда дон Хуан решает отвлечься от своего распутного прошлого и найти укрытие от угрожающего ему суда человеческого в лоне церкви. Эпизод обращения дона Хуана играет важную роль в содержании новеллы Мериме. Ее основной идейный смысл и заключается в раскрытии того эгоизма и бессердечия, которое скрывается за лицемерной личиной религиозного ханжества. Именно нежелание опуститься до этого лицемерного обмана и возвышает над доном Хуаном одного из его совратителей, необузданного дона Гарсию. Если неверие дона Гарсии приобретает характер твердого убеждения, смелого бунтарства, то дон Хуан на поверку оказывается половинчатой и непоследовательной «душой чистилища».
Существенную роль в новеллах Мериме играет художественное воплощение писателем его положительного идеала. В целом ряде ранних новелл (таковы, например, «Этрусская ваза», «Партия в триктрак») Мериме связывает поиски этого идеала с образами честных, наиболее принципиальных и чистых представителей господствующего общества. Постепенно, однако, взор Мериме все более настойчиво обращается к людям, стоящим за пределами этого общества, к представителям народной среды. В их сознании Мериме открывает те дорогие его сердцу душевные качества, которые, по его мнению, уже утрачены буржуазными кругами: цельность характера и страстность натуры, бескорыстие и внутреннюю независимость.
С сочувствием изображая благородные, героические черты народа Мереме не скрывал и отрицательных сторон их жизненного уклада. Впервые эта тема зазвучала в ставшей классической новелле «Маттео Фальконе» (1829), в исключительно рельефном образе ее главного героя. Сходные идейные мотивы нашли выражение и в некоторых новеллах 30-х годов (заслуживает внимания, например, фигура гида каталонца из новеллы «Венера Илльская»). Однако с наибольшей полнотой они выявились в произведениях, созданных писателем в 40-х годах, и прежде всего в большой, особенно заметно приближающейся к типу повести новелле «Коломба» (1840).
Эта новелла построена на контрасте. Воспроизводя перипетии кровной вражды, которая разгорелась между семьями дел-ла Реббиа и Барричини, Мериме противопоставляет друг другу два совершенно различных мироощущения, две концепции жизни. Одна из них представлена главной героиней повести, Коломбой, и уходит своими корнями в гущу народных представлений о справедливости и чести. Другая же развилась на гнилостной почве новых, буржуазных нравов и воплощена в облике скользкого и вероломного адвоката Барричини. Если для Коломбы нет ничего выше воинской доблести и отваги, то основным орудием Барричини оказываются деньги, подкуп, юридические кляузы.
Выразительно, пластично вылеплены писателем и остальные образы этой повести. Это прежде всего брат Коломбы - Орсо, уволенный в отставку офицер французской армии, участник битвы при Ватерлоо. История внутренних переживаний Орсо, уже во многом оторвавшегося от родной почвы, составляет важную идейную линию произведения. В развитии показан писателем внутренний облик Лидии, дочери добродушного ирландца, полковника сэра Томаса Невиля. Взбалмошная и избалованная светская девушка, сталкиваясь с живой действительностью, постепенно начинает забывать о светских условностях и все сильнее подчиняется порыву непосредственных и горячих чувств. Изящная, но хрупкая и в какой-то мере тепличная фигурка Лидии Невиль помогает писателю еще резче выделить неповторимую, дикую красоту центральной героини повести.
Прием контраста использован Мериме и в его знаменитой новелле «Кармен» (1845). С одной стороны, перед нами рассказчик, любознательный ученый и путешественник, представитель утонченной, но несколько расслабленной европейской цивилизации. Этот образ привлекает симпатии читателя. В нем есть, бесспорно, автобиографические детали. Он напоминает самого Мериме гуманистическими и демократическими чертами своего мировоззрения. Но фигура его освещена и светом иронии. Ироническая усмешка скользит по устам автора, когда он воспроизводит ученые изыскания рассказчика, показывает их умозрительность и отвлеченность, или когда он рисует склонность своего героя, к - спокойному наблюдению за бурной жизненной драмой, кипящей вокруг него. Назначение этих характерных штрихов - как можно ярче оттенять глубокую самобытность, страстность, стихийную мощь, присущую Кармен и дону Хосе.
В способности Кармен и дона Хосе отдаваться всепоглощающей власти страстей и заключается источник цельности их натур, поражающей читателя, и обаяния их образов. Кармен впитала в себя много дурного от того преступного окружения, и котором она выросла. Она не может не лгать и не обманывать, она готова принять участие в любой воровской авантюре. Но в противоречивом внутреннем облике Кармен таятся и такие прекрасные душевные качества, которых лишены изнеженные или очерствевшие представители господствующего общества. Это искренность и честность в самом сокровенном для нее чувстве - любви. Это гордое, непреклонное свободолюбие» готовность пожертвовать всем, вплоть до жизни, ради сохранения внутренней независимости.
Выдающееся место в литературном наследии Мериме принадлежит и новелле «Арсена Гийо» (1844), произведению, в котором сливаются воедино основные идейные мотивы Мериме-новеллиста: изображение отталкивающего эгоизма, который скрывается за лицемерной маской добропорядочных представителей и представительниц буржуазного общества, осуждение религиозного ханжества, сочувствие человеку из народа. Главный персонаж «Арсены Гийо» - это уже не обитатель «экзотических» стран, вроде Испании или Корсики, это жительница столицы Франции, одна из бесчисленных жертв буржуазной цивилизации, представительница парижского «дна».
Беспросветная нужда толкает Арсену Гийо на путь проституции. В глазах светских дам она существо «падшее». Жизнь бедной Арсены невыносимо тяжела, но у нее остается одно утешение, одно согревающее ее чувство - любовь к Салиньи, воспоминания о былых счастливых днях, возможность мечтать. Однако и в этой радости ей отказывает ее богатая и набожная покровительница. Лицемерно взывая к законам нравственности и предписаниям религии, г-жа де Пьен изводит Арсену попреками, отнимая у нее даже право думать о любви. То, что не удалось сделать нищете, завершают «филантропия» и ханжество.
Разоблачительная новелла Мериме и была воспринята светским обществом как дерзкий вызов, как громкая пощечина. Ханжи, святоши и блюстители светских приличий завопили о безнравственности и нарушении жизненной правды. Академики, которые за день до выхода в свет «Арсены Гийо» (она была опубликована 15 марта 1844 г.) подали свои голоса за Мериме на выборах во Французскую Академию, теперь осуждали писателя и открещивались от него. Однако «Арсена Гийо» осталась последним значительным достижением Мериме-новеллиста. Приближалась революция 1848 года, которая вызвала новый серьезный поворот в его творческом развитии.
Первоначально революционные события не вызывали особых опасений у Мериме: он с сочувствием отнесся к установлению республики. Однако постепенно настроения писателя изменяются, становятся все более тревожными: он предчувствует неизбежность дальнейшего обострения общественных противоречий и страшится его, боится, как бы оно не стало роковым для существующего порядка. Июньские дни и рабочее восстание усугубляют его опасения. Именно боязнь новых революционных выступлений пролетариата и побуждает Мериме принять государственный переворот Луи-Бонапарта, смириться с установлением в стране диктатуры.
На заключительном этапе своей литературной деятельности Мериме пишет всего лишь несколько новелл. Конечно, и в «Голубой комнате» (1866), и в «Джумане» (1868), и особенно в «Локисе» (1869) мы найдем проблески отточенного художественного мастерства Мериме-новеллиста. Достаточно указать на характерный запоминающийся образ немецкого ученого-лингвиста от лица которого ведется повествование в «Локисе». Однако теперь это мастерство служит уже значительным идейным целям. В «Локисе», правда, мы ощущаем горячую и неизменную любовь Меримек миру народных представлений, чувств, верований. И все же в своих последних новеллах Мериме ставит в первую очередь развлекательные задачи, стремится интриговать читателя изображением и обыгрыванием таинственного. Эти новеллы уступают с точки зрения художественной ценности предшествующим достижениям писателя.
Мериме-новеллист значительно углубил в литературе изображение внутреннего мира человека. Психологический анализ в новеллах Мериме неотделим от раскрытия тех общественных причин, которыми порождены переживания героев. И в этом направлении Мериме осуществил примечательные, имевшие значительный историко-литературный отзвук открытия. Вспомним хотя бы его маленькую, но ставшую классической новеллу «Взятие редута» (1829). Создавая этот шедевр реалистического искусства и предвосхищая знаменитое описание битвы при Ватерлоо в «Пармской обители» Стендаля, Мериме открывал совершенно новую страницу в истории батальных описаний. Мериме изображал военные действия совсем не так, как это делали романтики и классицисты: не с точки зрения стороннего наблюдателя, восхищенного живописностью и красочностью развертывающейся перед ним величественной картины, и не в той обобщенной перспективе, которая раскрывается полководцу с его расположенного на возвышенности командного поста. Он воспроизводил суровую и хаотичную атмосферу боя как бы изнутри, такой, какой она предстает сознанию рядового участника сражения.
В отличие от романтиков, Мериме не любил вдаваться в Пространные описания эмоций. Неохотно прибегал он для этой цели и к помощи внутреннего монолога. Он предпочитал раскрывать переживания персонажей через их жесты и поступки. Его внимание в новеллах сосредоточено на развитии действия: он стремится максимально лаконично и выразительно мотивировать это развитие, передать его внутреннее напряжение.
Композиция новелл Мериме всегда тщательно продумана и взвешена. В своих новеллах писатель, как правило, не ограничивается изображением кульминационного момента в движении конфликта. Он охотно воспроизводит его предысторию, набрасывает сжатые, но насыщенные жизненным материалом характеристики своих героев.
В новеллах Мериме, как и в его творчестве в целом, значительную роль играет сатирическое начало. Сатира Мериме в новеллах носит эмоционально более сдержанный характер, чем в его юношеских произведениях, скажем, в «Театре Клары Гасуль». Его любимым оружием становятся не сарказм, не сатирическая гипербола, а ирония, скрытая, но, несмотря на свою иносказательность, завуалированность, весьма язвительная сатирическая усмешка. Мериме с особенным блеском применяет ее, разоблачая фальшивость, двуличность, пошлость буржуазных нравов (наглядный пример - фигуры капитана Леду, Шаверни, госпожи де Пьен).
Новеллы Мериме - наиболее популярная часть его литературного наследия. Они стали вечно живым достоянием мировой культуры. Лучшие произведения Мериме-новеллиста сыграли важную роль в развитии французской реалистической литературы нового времени. Восприняв передовые традиции французской повествовательной прозы XVIII века, следуя заветам Лесажа и Прево, Вольтера - автора философских повестей, и Дидро-беллетриста, Мериме-новеллист выступил вместе с тем смелым новатором, расчищавшим путь дальнейшим завоеваниям Флобера, Мопассана и Анатоля Франса. Творчество Мериме принадлежит к числу самых блестящих страниц в истории французской литературы XIX столетия.
Список использованной литературы
Проспер Мериме Новеллы // Проспер Мериме Собрание сочинений в 4 томах. Т. 2. – М.: Правда, 1983.
Виппер Ю. Литературные портреты. – М.: Литература, 1988.
Практические занятия по зарубежной литературе / Под ред. Н. П. Михальского. – М.: Просвещение, 1981.
История французской литературы. – М.: Литература, 1956.
Смирнов А. А. Проспер Мериме и его новеллы. – В кн.: Мериме П. Новеллы. – М.: Художественная Литература, 1968.
© Размещение материала на других электронных ресурсах только в сопровождении активной ссылки
Контрольные работы в Магнитогорске, контрольную работу купить, курсовые работы по праву, купить курсовую работу по праву, курсовые работы в РАНХиГС, курсовые работы по праву в РАНХиГС, дипломные работы по праву в Магнитогорске, дипломы по праву в МИЭП, дипломы и курсовые работы в ВГУ, контрольные работы в СГА, магистерские диссертации по праву в Челгу.
Мериме Проспер (фр. Prosper Mérimée) — французский писатель, сыгравший выдающуюся роль в утверждении критического реализма во французской литературе.
Заложил основы для развития реалистической драматургии и новеллистики, одним из первых познакомил европейских читателей с русской литературой. Этапы его творчества — пример развития персональной писательской модели во французской литературе, когда пора ученичества тесно связана с шекспиризацией , пора становления самостоятельной манеры и открытие Пушкина позволяет искать у Мериме черты шекспиризма , дальнейший же путь все в меньшей степени связан с Шекспиром в любых формах: французская литература XIX в. создала новый культурный контекст, в котором фигура Шекспира была отодвинута на задний план, хотя и окружена полагающимся почетом.
Начало жизненного пути. Мериме родился 28 сентября 1803 г. в Париже, в семье художника. От природы чувствительный и мечтательный, Мериме скоро освобождается от этих качеств. Молодой англоман, безжалостно ироничный, в юности восприняв уроки руссоизма, начинает с насмешкой говорить о великом женевце. «Во времена нашей молодости нас шокировала фальшивая чувствительность Руссо и его подражателей, — вспоминал в конце жизни писатель. — С нашей стороны это был протест против устарелого направления и, как всегда в таких случаях, преувеличенный. Мы хотели быть сильными и презирали сантименты». Борьба с сентиментальностью Руссо — это борьба с субъективизмом, поиски объективных начал искусства. В этом отношении идеалом для Мериме становится Шекспир. Дружба со Стендалем (с лета 1822 г.), знакомство с его трактатом «Расин и Шекспир» (1823-1825), посещение литературного кружка Делеклюза, где царил культ Шекспира , усилили преклонение Мериме перед великим драматургом.
Драматургия Мериме. Успех приходит к Мериме с публикацией его первой книги — «Театр Клары Гасуль» (1825). Прибегнув к мистификации, писатель выдал сборник написанных им пьес за создание испанской актрисы. Стремясь к эксперименту с различными точками зрения, он удваивает мистификацию, введя образ переводчика Жозефа Л’Эстранжа, комментирующего пьесы Клары Гасуль. Мистификация не преследовала цель скрыть имя автора. Мериме вступил в «жанровую игру», разрушал незыблемость традиционной структуры классицистических произведений.
Очень смелыми были пьесы и по содержанию. Мериме прямо заявил о своих атеистических, антиклерикальных взглядах, хотя в 1825 г. во Франции был принят закон о святотатстве, грозивший противникам церкви смертной казнью. Нет почтения к церковникам ни у Л’Эстранжа, рассказывающего биографию Клары Гасуль, ни у нее самой, смелой, независимой женщины. В комедии «Женщина — дьявол, или Искушение святого Антония» инквизиторы обвиняют девушку Марикиту в связи с нечистой силой. Но, охваченный страстью к Мариките, один из инквизиторов, Антонио, убивает своего собрата и соперника в любви Рафаэля. Земное торжествует над небесным. Впрочем, любовь изображается не в романтически-возвышенных тонах, а гротескно, как «африканская страсть», приводящая к убийствам, после которых слуга может произнести: «Господин! Ужин подан, и представление окончено» («Африканская любовь»). Автор на стороне народов, борющихся против французского владычества («Испанцы в Дании»). Вопрос о правах народов, займет видное место в произведениях Мериме.
«Жакерия» (1828). В этой «драме для чтения» дается масштабное, не скованное условностями французской сцены изображение восстания французских крестьян в XIV в., получившего название Жакерия. Мериме преодолевает романтическое понимание «шекспиризации» , одним из первых разрабатывает реалистические основы драматургии. Жанр «драмы для чтения» позволил Мериме в «Жакерии» намного опередить драматургов, писавших для театра, в освобождении от условностей, в раскрытии подлинных механизмов, управляющих историческим процессом и действиями отдельных личностей. Мериме никого не идеализирует, ни знатных феодалов, как это было принято в классицистических трагедиях, ни бедняков-изгоев в духе романтиков.
«Гюзла» , вторая книга Мериме, была опубликована в 1827 г. без указания имени автора. Имитация южнославянской поэзии, собранной и переведенной прозой на французский язык анонимным фольклористом, была выполнена столь тщательно, что мистификацию раскрыли очень немногие. В книгу вошли около трех десятков песен, фрагментов, заметок, из них несколько приписаны народному певцу Иакинфу Маглановичу, чей колоритный, запоминающийся образ воссоздан в заметке о нем, предпосланной книге. Это своего рода новый, сербский Оссиан, как его и восприняли читатели.
«Хроника царствования Карла IX» (1829) — один из лучших французских исторических романов, в нем Мериме «вживается» в психологию, нравы своих соотечественников, живших в XVI в. Мериме не принял той формы исторического романа, которую разработали романтики. Мериме борется с «романностью», например, в известной главе 8 «Разговор между читателем и автором», где прерывает повествование во имя эстетического спора. Таковы и финальные фразы: «Утешится ли Бернар? Появится ли новый возлюбленный у Дианы? Это я предоставляю решить читателям, — таким образом, каждый из них получит возможность закончить роман, как ему больше понравится». На протяжении всей «Хроники» идет скрытая полемика как с историческим романом Вальтера Скотта, так и с «этической» ветвью исторического романа, представленной Гюго и Виньи. Проспера Мериме не захватывает исторический процесс сам по себе, как не волнуют его и отвлеченные моральные идеи. Его интересует «изображение человека». Взгляд Мериме на человека историчен: «...К поступкам людей, живших в XVI веке, нельзя подходить с меркой XIX». Через судьбу Бернара де Мержи просматриваются события эпохи, а противостояние католиков и гугенотов, приведшее к Варфоломеевской ночи и религиозным войнам, отражается в истории любви этого протестанта к католичке Диане де Мержи (любовь для Мериме, в отличие от других исторических романистов, не носит неизменного, внеисторического характера, а приобретает черты, свойственные изображаемой эпохе). То же противостояние становится источником семейной трагедии де Мержи: братья Бернар и Жорж оказываются в разных лагерях, и пуля, пущенная Бернаром, обрывает жизнь Жоржа.
Исторические персонажи, в том числе и король Карл IX, изображены писателем как частные лица. Не мысли или желания отдельных личностей, а общее состояние национального сознания, нравов народа определяет ход исторических событий — таков вывод Мериме, свидетельствующий о развитии писателем романтического историзма в направлении, близко подходящем к реализму.
Новеллы 1829-1830 гг. В жанре новеллы Мериме решает весьма сложную задачу: через единичное событие раскрыть характер иных народов, иных эпох. Событие, отмеченное исключительностью, придает произведениям романтическое звучание; выявление характера, типичного для данной нации и данного времени, т. е. характера, конкретно-исторически обусловленного, свидетельствует о переходе от «местного колорита» к реалистическому историзму. В письме к И. С. Тургеневу (от 3 декабря 1868 г.) Мериме так разъяснил свой метод: «Для меня нет задачи интереснее, чем обстоятельнейший анализ исторического персонажа. Мне кажется, можно добиться воссоздания человека минувших эпох способом, аналогичным тому, каким воспользовался Кювье для восстановления мегатерия и многих вымерших животных. Законы аналогии так же непререкаемы для внутреннего облика, как и для внешнего». Следовательно, Мериме особое внимание обращает на типизацию психологии. Именно в развитии реалистического принципа типизации его заслуги особенно велики. Герои Мериме нередко живут двойной жизнью, и писатель глубоко проникает в тайну внутренней жизни человека, раскрывает двойственность натуры своих современников.
Углубление психологизма сказалось на художественных приемах, в частности на изменении роли рассказчика. Если в ранних произведениях за счет «жанровой игры» («мистификации») и объективного «свободного повествования» писатель стремился как бы изнутри раскрыть мир чужого сознания, чужой психологии, то теперь появляется фигура рассказчика-француза, который хочет проникнуть в чуждую ему психологию извне, стараясь понять ее природу и не отвергая того, что противоречит традициям французов.
Так построена новелла «Матео Фальконе» . Она начинается с описания Корсики, ее диковатой природы и таких же диковатых, но исполненных своеобразно понятого достоинства нравов местных жителей, которых в цивилизованном обществе приняли бы за разбойников. Рассказчик повествует о Матео Фальконе как о человеке, ему знакомом. Избран сюжет вполне руссоистский: в жизнь «естественного человека» проникает разлагающее влияние нравов цивилизованного общества. Десятилетний Фортунато, сын Матео Фальконе, за обещанные часы выдает жандармам местопребывание преследуемого ими человека, которого он до этого спрятал, повинуясь неписаным законам корсиканцев. Этот последний момент показывает, что в основе произведения лежит антируссоистская тенденция: не «естественное чувство», а сложившиеся нравы определяют поведение Фортунато, когда он спасает человека. Точно так же Матео расстреливает собственного сына (за то, что он этого человека выдал жандармам), руководствуясь моральными требованиями, сложившимися исторически, а не исконно присущими людям. Не случайно поэтому новелла завершается репликой Матео, что сын умер христианином. Для него важно заказать заупокойную мессу, чтобы все было в соответствии с установленной традицией. Чувства отца никак не обнаруживаются, читатель может их домыслить только из своего духовного опыта (особенность психологизма Мериме). При сохранении внешних черт романтического «местного колорита» в новелле торжествует реалистическая установка: социально-исторические обстоятельства формируют образ жизни, психологию, характеры типичных представителей своих народов.
«Этрусская ваза» — новелла, в которой исследуется образ жизни, психология французского общества. Развивая социальный анализ, Мериме показывает, как в светском обществе чистое чувство Сен-Клера и Матильды де Курси становится поводом для сплетен, а ложные представления о чести, оторванные от подлинной морали, приводят к гибели лучших и позволяют процветать низким душам. Психологический анализ приводит писателя к раскрытию двойной жизни светского человека: чтобы скрыть свою любовь, Сен-Клер играет роль разочарованного, холодного денди. Образ этрусской вазы в новелле — символ двойной жизни и хрупкости всего прекрасного.
Произведения 1833-1846 гг. В реалистических новеллах этого периода Мериме нередко обращается к мотивам ранних произведений. Так, в «Двойной ошибке» развивается мысль «Этрусской вазы» о двойственности жизни светского общества, о гибельности пусть даже слабого естественного чувства для человека, не защищенного от мнений света. Корсиканские нравы, обрисованные в «Матео Фальконе», становятся предметом исследования в новелле «Коломба». Но новеллы 1833-1846 гг. приобретают масштабность, усиливается критицизм, особой глубины достигает разработка характеров, логика развития которых начинает управлять движением сюжета. Каждый персонаж Мериме — личность. Такова Жюли де Шаверни, героиня новеллы «Двойная ошибка», искавшая в любви к скептику и прожигателю жизни Дарси альтернативу пошлой светской жизни. Образ Жюли де Шаверни предвосхищает образ флоберовской Эммы Бовари. Таковы корсиканка Коломба, натура цельная и непреклонная, осуществившая кровавую месть за убийство отца; ее брат Орсо делла Реббиа, мужественный и благородный человек, испытывающий противоречивые чувства по отношению к неписаному корсиканскому закону вендетты (кровной мести); его возлюбленная Лидия Невиль, которая, приходя в ужас от вендетты, тем не менее высоко ценит мужество Орсо, его несходство с потерявшей нравственные ориентиры светской молодежью («Коломба»). Таковы, несомненно, Кармен и Хосе («Кармен»).
Ярко выписанные характеры мы находим в новелле «Арсена Гийо » (1844). Мериме ироничен по отношению к ханже и лицемерке госпоже де Пьен. Совсем в ином ключе рисуется образ Арсены Гийо, в прошлом статистки Оперы, жившей на содержании, заболевшей чахоткой и ведущей нищенское существование. Мериме показывает, что именно нищета заставила ее искать себе любовников: «Я тоже была бы честной, будь у меня такая возможность», — говорит она «нравственной» де Пьен, которая незаметно уводит от нее, умирающей, возлюбленного Макса де Салиньи. Мериме усиливает аналитичность сюжета: экстраординарное событие (попытка Арсены покончить с собой) здесь не в конце, а в начале новеллы, основное внимание уделено раскрытию характеров. Высокого мастерства Мериме достигает в использовании реалистической художественной детали. Емкой деталью заканчивается новелла: «Бедная Арсена! Она молится за нас», — приписано карандашом на могильном камне Арсены Гийо. Читатель догадывается по этой детали о дальнейшей судьбе героев, о том, что де Пьен соединилась с Максом вопреки своим проповедям не иметь любовников, обращенным к Арсене.
Жанровая характеристика произведений 1833-1846 гг. Мериме ищет некий универсальный, синтетический жанр, который пришел бы на смену «жанровой игре», «свободному повествованию», «мозаичности». Он разрабатывает синтетический жанр, являющийся переходной формой от новеллы к повести и роману. Это своеобразная удвоенная новелла, или эллипс. Под эллипсом подразумевается такая структура художественного произведения, в которой все содержание организуется вокруг двух скрытых или явных центров, равноправных и взаимодействующих друг с другом. Принцип эллипсности использовался давно (например, в творчестве Шекспира). В XIX в. он становится жанрообразующим принципом той переходной формы, к которой обратился Мериме. В структуре новеллы должен быть один центр, в романе — множество. Эллипсная новелла разрывает рамки единичности, но сохраняет лаконизм. Контрастность и равноправие двух центров позволяют в самой структуре жанра заложить возможность для диалектического раскрытия жизни в объективном изображении ее противоречий.
Обычно два центра у Мериме возникают из соединения двух историй, одна из которых кажется фоном другой. В «Двойной ошибке» история короткой любви Жюли и Дарси развивается на фоне ее увлечения Шатофорсом. В «Душах чистилища» история семьи дона Хуана, его увлечений и раскаяния соединяется с историей семьи Охеда, которую дон Хуан погубил. В «Венере Илльской» история ожившей статуи наслаивается на повествование рассказчика об Испании и ее людях. Так же построены новеллы «Коломба», «Арсена Гийо», «Кармен».
«Кармен» (1845). В этой новелле писателю удалось создать один из «мировых образов», подобных Гамлету, Дон Кихоту, Дон Жуану, — образ Кармен, для которой свобода дороже жизни. Под влиянием оперы Жоржа Бизе (1875) Кармен давно уже воспринимается как романтический персонаж, а большие этнографические описания, включенные в новеллу, истолковываются как стилистический прием (для контраста «ученого» повествования с описанием страстей Кармен и Хосе). Между тем «Кармен» — лучший образец эллипсной новеллы, и «этнографическое» обрамление есть не что иное, как второй скрытый центр структуры произведения, определяющий его реалистическую ориентацию: автора интересует Кармен не как исключительная личность, а как носительница типичных черт цыганского народа. Кармен призвана подчеркнуть его главные культурные и психологические особенности, «физиономию», разгадать его загадку. Трагическое столкновение Кармен и Хосе — следствие не только их индивидуальных качеств: в их лице сталкиваются два взгляда на мир, присущие разным народам.
Измена, убийство лишь кажутся результатом своеволия исключительных страстей, здесь не мелодрама, а трагедия, и нельзя встать на чью-либо сторону, потому что это значило бы осудить не личность, а уклад жизни целого народа, между тем ни один народ нельзя поставить над другим, все народы достойны равного уважения.
Поздние произведения Мериме. Во второй половине XIX в. Мериме отходит от художественного творчества, занимается исследовательской работой и переводами с русского языка.
«Локис (рукопись профессора Виттенбаха)». Эта последняя новелла Мериме, написанная в 1869 г., синтезировала основные тенденции его творчества. Писатель возвращается к эллипсности, сталкивая два национальных сознания: рационалистическое немецко-прусское (в лице профессора Виттенбаха из Кенигсберга) и иррациональное литовское, связанное с легендами, преданиями, суевериями (в лице графа Шемета и его окружения). В конце новеллы читатель остается в неведении: связана ли гибель панны Юльки с тем, что граф превратился в медведя (что вполне возможно в жанре романтической, фантастической новеллы), или есть иные, более естественные причины катастрофы. Страшный финал лишь внешне представляется неразъясненным, «открытым». Мериме убрал скрытое завершение в глубь новеллы, в нем дается однозначное, при этом антиромантическое, истолкование событий. Преступление действительно совершается графом и совершается закономерно, ибо романтическое сознание, воплощенное в действии, выходит за рамки человеческих норм. Убийство можно было предотвратить, но окружение Шемета, зараженное романтическими фантазиями, ждет от графа действий, ждет из года в год, со дня его рождения — и романтический бред материализуется, обретая форму преступления.
Мериме — пропагандист русской литературы. Мериме переводит на французский язык повести А. С. Пушкина «Пиковая дама» (1849), «Выстрел» (1856), пишет восторженную статью о Пушкине (1868), публикует статью «Литература в России: Николай Гоголь» (1851) и перевод «Ревизора» (1853), пишет предисловие к переводу романа И. С. Тургенева «Отцы и дети» (1863), редактирует перевод романа «Дым» (1867), переводит повести «Призраки» (1866), «Странная история» (1870), выпускает вместе с Тургеневым сборник переводов его произведений «Московские новеллы» (1869), пишет о нем развернутые статьи «Литература и рабство в России. Записки русского охотника Ив. Тургенева» (1854), «Иван Тургенев» (1868), оставляет статьи и заметки о многих русских поэтах и писателях. Не все Мериме верно воспринял в русской литературе. Так, он совершенно не оценил первые произведения Льва Толстого, а в Гоголе увидел только сатирика, много позаимствовавшего у Стерна, Скотта, Шамиссо и Гофмана. Тем не менее он, по существу, не знал в Европе равных по глубине понимания русской литературы и исторической роли русского и других славянских народов (Мериме был автором исторических работ об эпохе Бориса Годунова, о Богдане Хмельницком, о Разине, об истории казаков, о Петре I, в 1853 г. он написал историческую драму «Первые шаги авантюриста», где изложил свою гипотезу появления на Руси фигуры Лжедмитрия), он в огромной степени способствовал началу мирового признания русской литературы.
Француз Проспер Мериме известен нам как писатель. Его книги давно переведены на русский язык. По мотивам его произведений написаны оперы и сняты кинокартины. Однако он был также историком, этнографом, археологом и переводчиком, академиком и сенатором. Если читатель хочет погрузиться в прошлое, описанное подробно до мельчайших деталей, то произведения Мериме – хороший способ совершить путешествие во времени.
Единственный сын богатых родителей родился в Париже 28 сентября 1803 года. Общим увлечением химика Жана Франсуа Леонора Мериме и его супруги, в девичестве Анны Моро, была живопись. За столом в гостиной собирались художники и литераторы, музыканты и философы. Разговоры об искусстве сформировали интересы мальчика: он с большим вниманием рассматривал картины и увлеченно читал сочинения вольнодумцев XVIII века.
Он свободно владел латынью и с раннего детства говорил по-английски. Англофильство было традицией в семье. Прабабушка Проспера, Мари Лепренс де Бомон, семнадцать лет прожила в Англии. Его бабушка Моро вышла замуж в Лондоне. В дом захаживали молодые англичане, бравшие у Жана Франсуа Леонора частные уроки живописи.
Несколько лет раннего детства Проспер провел в Далмации, где его отец состоял при маршале Мармоне. Эта деталь биографии писателя объясняет глубокое и эмоциональное восприятие им народной поэзии, мотивы которой Мериме вплел в творчество. В восемь лет Проспер экстерном поступил в седьмой класс Императорского лицея, а после выпуска по настоянию отца изучал право в Сорбонне.
Отец мечтал о карьере адвоката для сына, но юноша отнесся к этой перспективе без восторга. Окончив университет, молодой Мериме был назначен секретарём графа д’Аргу, одного из министров июльской монархии. Позже стал главным инспектором исторических памятников Франции. Изучение памятников искусства и архитектуры стимулировало творческую энергию писателя и служило источником вдохновения.
Путь в литературе Проспер Мериме начал с мистификации. Автором сборника пьес была названа испанка Клара Гасуль, не существовавшая в реальности. Вторая книга Мериме – сборник сербских народных песен «Гузла». Как оказалось, автор текстов не собирал их в Далмации, а попросту сочинил. Подделка Мериме оказалось столь талантливой, что ввела в заблуждение даже и .
Историческая драма «Жакерия» уже не ставила задачи ввести читателя в заблуждение, а рисовала картину средневекового крестьянского восстания во всех неприглядных подробностях. Столь же детально и реалистично описана борьба за власть феодалов и клерикалов в «Хронике царствования Карла IX» - единственном романе писателя. Мировую славу Просперу Мериме принесли новеллы.
Наиболее известна читателю «Кармен». Рассказ из жизни свободолюбивых испанских цыган был переложен для сцены, дополнен музыкой и красочными танцами, экранизирован. Красивая история трагичной любви цыганки и испанца до сих пор волнует читателей и зрителей. Не менее ярко выписаны образы в остальных «народных» и «экзотических» новеллах. Например, беглый раб в «Таманго».
Путешествуя по Европе, Мериме тонко подмечал характерные национальные черты народов и наделял ими персонажей. Корсиканцы вдохновили его на создание «Маттео Фальконе» и «Коломбы». Сюжет «Венеры Илльской» писатель тоже задумал в путешествии. Создание мистической атмосферы далось автору нелегко, но он справился с работой блестяще. Этот рассказ Проспер Мериме называл своим шедевром.
Проспер Мериме не был женат и всю жизнь пользовался положением холостяка. Многие подробности любовных похождений писателя открылись любознательным читателям уже после его смерти. Друзья и любовницы опубликовали сохранившуюся переписку, открыв секреты, которые, впрочем, Проспер никогда особенно не скрывал. Разгульные похождения молодого повесы в компании со создали Мериме дурную репутацию.
Дольше всего продлилась любовная связь с Шарлоттой Мари Валентиной Жозефиной Делесер. Жена банкира Габриэля Делесера, мать двоих детей, одаривала Проспера своей благосклонностью с начала тридцатых годов до 1852 г. Одновременно с этой связью развивался роман с Жени (Жанной Франсуазой) Дакен, ставшей знаменитой благодаря изданию сохранившихся у нее писем писателя.
Завязала переписку девушка. Желая познакомиться с известным писателем, она сочинила письмо от имени вымышленной леди Алджернон Сеймур, задумавшей проиллюстрировать «Хронику царствования Карла IX». Мериме попался на приманку. Предвкушая очередную интрижку, вступил в переписку с незнакомкой, попутно у своих английских друзей пытаясь выяснить ее личность.
После нескольких месяцев переписки, 29 декабря 1832 года Мериме встретился с таинственной незнакомкой в Булони. Знакомство с Женни Дакен Мериме скрывал. Только близкие друзья, Стендаль и Саттон Шарп, были в курсе. С одной стороны, не хотел компрометировать приличную девушку из буржуазной семьи, с другой - «официальная» любовница у него уже была. Мимолетная интрижка между Проспером и Женни со временем переросла в близкую дружбу, которую прервала смерть писателя.
В 50-е годы Мериме был очень одинок. После смерти отца он пятнадцать лет прожил вдвоем с матерью. В 1852 году Анна Мериме умерла. Отношения с Валентиной Делесер в том же году закончились окончательным разрывом. Кипучая творческая энергия начала иссякать. Пришла старость.
В 60-е годы здоровье Мериме ухудшается. Его беспокоят приступы удушья (астма), отекают ноги, болит сердце. В 1867 году из-за прогрессирующей болезни писатель поселился в Каннах, где и умер тремя годами позднее - 23 сентября 1870 года. Мрачные предчувствия одолевали его перед смертью. 19 июля 1870 года Франция объявила войну Пруссии, Мериме ожидал катастрофы и не хотел ее видеть.
В Париже сгорели его архив и библиотека, а оставшиеся вещи растащили и продали слуги. Похоронен Проспер Мериме на кладбище Гран-Жас. После смерти писателя вышел сборник «Последние новеллы», лучшим из которых критики называют рассказ «Голубая комната». Стала достоянием читателей и личная переписка.
Роман
Новеллы
Пьесы
Прочее
Творчество Мериме
План лекции
1. Периодизация творчества Мериме. Начало литературного пути писателя.
2. Роман «Хроника времен Карла IX ».
3. Новеллистика Мериме.
а) Современный мир в изображении писателя;
б) «Экзотические» новеллы Мериме
4. Мериме и Россия.
В общем русле литературного движения XIX века встречается немало явлений переходных, неоднозначных, развивающихся на грани литературных направлений и соединяющих в себе разнородные качества; возникают настолько самобытные творческие индивидуальности, что их трудно классифицировать с определенностью, не вызывающей сомнений. К числу писателей, произведения которых «сопротивляются» жесткой, однозначной классификации, относится, в частности, Проспер Мериме.
1. Периодизация творчества Мериме. Начало литературного пути писателя.
Проспер Мериме (1803 – 1870) прошел длинный и сложный творческий путь. Как художник он завоевал известность и признание раньше Стендаля и Бальзака. Последняя же его новелла «Локис» увидела свет в 1869 году, за два года до исторических событий Коммуны, одновременно с «Воспитанием чувств» Флобера и сборником стихотворений Верлена «Галантные празднества».
Мериме воспитывался в атмосфере вольномыслия, воспринятого от XVIII века, и культа искусства. Будущий писатель родился в Париже. Его отец Леонор Мериме был довольно известным живописцем классицистической школы. Он преподавал рисунок в парижской Школе изящных искусств, кроме того серьезно занимался историей живописи и археологией. Мать Проспера Анна-Луиза Моро была женщиной образованной, страстной вольтерианкой. Вероятно, под ее влиянием у юного Мериме и сложилась та жгучая антипатия ко всяким религиозным догмам, которую он пронес затем через всю жизнь. Анна Моро тоже занималась живописью, поэтому юного Мериме окружала атмосфера любви к искусству.
В 1811 году Проспер Мериме был принят в лицей, а в 1820 году поступил на юридический факультет Парижского университета, курс которого окончил в 1823 году. В студенческие годы выявился исключительно широкий круг умственных интересов Мериме. Он изучал одновременно с юриспруденцией филологию и греческий язык, нумизматику, археологию, историю искусств, испанскую и английскую литературы. В мироощущении Мериме в это время крепнут и развиваются либеральные и вольтерьянские настроения.
Постепенно наряду с научными увлечениями все более заметными становятся литературные интересы Мериме. Первоначально его эстетические пристрастия носят исключительно романтический характер. Он зачитывается Байроном, в 16 лет берется за перевод выдающегося памятника английского предромантизма – «Песен Оссиана» Д. Макферсона. Важную роль в формировании творческого облика Мериме (хотя сам писатель впоследствии и стремился всячески преуменьшить значение этого воздействия), бесспорно, сыграло знакомство в 1822 году со Стендалем, бывшим к тому времени человеком, уже сложившимся, обладавшим большим жизненным и литературным опытом.
Стендаль увлек Мериме боевым общественным духом своих политических убеждений, своей непримиримостью к режиму Реставрации. Именно Стендаль, знакомя Мериме с учением Гельвеция и Кондильяка, с идеями их ученика Кабаниса, направил по материалистическому руслу эстетическую мысль будущего писателя. Многим обязан Стендалю и Мериме-художник. Так, например, некоторые особенности драматургии Мериме периода Реставрации (острая политическая актуальность тематики, боевой характер сатиры, интерес к переломным моментам национальной истории, краткость изложения, стремление к раскрытию характеров через действия и т.д.) связаны с эстетической программой, выдвинутой Стендалем в трактате «Расин и Шекспир».
Вскоре после знакомства со Стендалем начинается самостоятельная литературная деятельность Мериме. Основные ее вехи в целом совпадают с переломными, ключевыми моментами истории Франции. В эволюции Мериме отчетливо обозначаются три этапа:
– первый связан с периодом Реставрации и длится от начала 20-х годов (первые литературные опыты Мериме) до 1829 года (времени перехода писателя к новеллистике);
– второй приходится в основном на период существования монархии Луи Филиппа. Он заканчивается на рубеже 40 – 50-х годов вместе с февральской революцией 1848 года и государственным переворотом Луи Бонапарта (1851);
– третий этап совпадает с периодом правления Наполеона III и продолжается до конца жизни писателя (1870).
Становление Мериме-писателя происходило во времена ожесточенной борьбы между литературной молодежью, стремящейся к обновлению французской литературы, и писателями старшего поколения, предпочитающими временем проверенные каноны классицизма. Борьба против эпигонов классицизма объединила писателей далеко не однородных (например, Стендаля и Гюго), хотя и называющих себя романтиками. Мериме, находясь в дружеских отношениях с Гюго – главой и признанным вождем романтической молодежи, и со Стендалем, сочувствовал их борьбе с классицизмом и принимал в ней непосредственное участие.
В конце 1822 года в одном из парижских салонов Мериме читает не сохранившуюся драму «Кромвель». Первый дошедший до настоящего времени литературный набросок Мериме (сюжетная канва неопределенного по жанру произведения, озаглавленного «Сражение») относится к 1824 году. Однако подлинный литературный дебют Мериме – статьи о драматическом искусстве в Испании, опубликованные в 1824 году либеральным журналом «Глобус», и выход в свет в 1825 сборника пьес «Театр Клары Газуль». Затем в 1827 году Мериме издает томик баллад в прозе под названием «Гюзла». В 1828 типография, принадлежащая Бальзаку, печатает историческую драму Мериме «Жакерия». Завершает первый период исторический роман «Хроника времен Карла IX» (1829).
Творчество Мериме в период Реставрации носило боевой, пронизанный злободневной политической проблематикой характер. Оно разоблачало феодальные порядки, власть церковников и дворян, осуждало шовинизм и религиозный фанатизм. Писатель был горячим сторонником враждебного режиму Реставрации лагеря либералов. Но было бы серьезным заблуждением сводить содержание произведений молодого Мериме к идеологической платформе французского либерализма 20-х годов. Их содержание было шире и глубже положительных общественных устремлений Мериме. Противоречие это было обусловлено все возраставшим с годами тяготением Мериме-реалиста к объективному познанию и отражению конфликтов окружающей социально-политической действительности.
В издании 1825 года «Театр Клары Газуль» состоял из пяти произведений: «Испанцы в Дании», «Женщина-дьявол», «Небо и ад», дилогия «Инес Мендо, или Побежденный предрассудок» и «Инес Мендо, или Торжество предрассудка» и «Африканская любовь». Позднее, в 1829 году, Мериме опубликовал еще две пьесы: «Случайность» и «Карета святых даров», которые также вошли в «Театр». Мериме выдал свой сборник за сочинение некоей вымышленной им испанской актрисы и общественной деятельницы Клары Газуль. Для большей убедительности он выдумал преисполненную боевого, задорного антиклерикального духа биографию Газуль и предпослал ее сборнику. Творчество Клары представлял некий Жозеф Л"Эстранж, ее переводчик и издатель (также лицо, вымышленное автором сборника). Мотивов, которые побудили Мериме прибегнуть к мистификации, было, видимо, несколько. Очевидно, прежде всего, можно говорить о нежелании писателя афишировать себя как автора сборника ввиду политической остроты его содержания и строгости королевской цензуры (впрочем, в литературных кругах имя создателя «Театра Клары Газуль» ни для кого не было секретом, тем более что книгу предварял портрет Мериме в женском испанском наряде). Кроме этого, можно говорить о склонности молодого литератора к розыгрышам и подделкам и естественное стремление продолжить ту линию стилизации, которая пробивалась наружу в отдельных пьесах сборника.
«Театр Клары Газуль» – чрезвычайно самобытное и примечательное явление во французской драматургии 20-х годов XIX века. Мериме, включившийся в романтическое движение, избрал наиболее сложный путь для осуществления своих новаторских замыслов. Он вошел в литературу как драматург, посягнув тем самым на цитадель классицистического искусства – театр, в то время как первые романтики пока еще разрабатывали прозаические жанры, мало интересовавшие классицистов. Произведение начинающего писателя было одной из самых ранних, наиболее решительных и смелых попыток обновления драматической системы, господствовавшей в то время на французской сцене.
Французский театр находился в эти годы еще под игом нетерпимых и окостеневших в своем догматизме эпигонов классицизма. В то время как наиболее известные драматурги тех лет (Лебрен, Делавинь) отваживались лишь на частичные, робкие отступления от классицистических канонов, Мериме за несколько лет до выхода в свет «Кромвеля» Гюго выступил с пьесами, знаменовавшими собой ломку всех прежних, освященных эстетикой классицизма представлений о законах драматургии. Содержание «Театра Клары Газуль» было созвучно и родственно новаторским эстетическим идеям, которые Стендаль отстаивал в те же годы в своем «Расине и Шекспире».
Меткую ироническую характеристику драматургии эпигонов классицизма давала в «Прологе» к пьесе «Испанцы в Дании» сама Клара, выступая в качестве одного из действующих лиц: «Чтобы судить о пьесе, вовсе не надо знать, происходит ли действие в течение одних суток и появляются ли все действующие лица в одном и том же месте, одни – чтобы устроить заговор, другие – чтобы пасть от рук убийцы, третьи – чтобы заколоться над чьим-нибудь мертвым телом, как это водится по ту сторону Пиренеев».
Создать новый тип драматургии помогла Мериме ориентация на испанский театр Возрождения (для эпохи романтизма интерес к литературам других стран был явлением чрезвычайно характерным), что позволило писателю быстрее освободиться от классицизма как французской традиции.
Автор «Театра» использует именно испанскую «маску», поскольку опыт Сервантеса, Лопе де Веги, Кальдерона представляется ему наиболее продуктивными для создания новой, современной драмы. Творчество этих драматургов привлекло молодого писателя свободолюбием, связью с народным искусством, доступностью простому зрителю. В испанском драматургическом наследии Мериме увидел художественные качества, близкие своим собственным эстетическим устремлениям: сжатость художественных характеристик, широкий охват действительности, склонность к напряженности и острому развитию сюжета. В испанской действительности драматург черпал вместе с тем вдохновение для воспроизведения тех мощных, цельных и страстных натур, которые так привлекали его воображение.
Таким образом, найдя в традициях испанской драматургии XVII века опору для осуществления своих сценических нововведений, автор «Театра» создает пьесы, которые явно свидетельствуют о его стремлении ниспровергнуть обветшалые классицистические традиции. Так, например, «Испанцы в Дании», соединившие в себе элементы исторической трагедии и мелодрамы, по существу, утверждают новый тип драмы во французском искусстве. В подзаголовке автор назвал свое произведение «комедией в трех днях», пояснив при этом (в комментарии к пьесе «Женщина-дьявол»), что слово «комедия» он употребляет, вслед за Кларой Гасуль и старинными испанскими поэтами, в расширительном смысле: оно означает всякое драматическое произведение. Свою пьесу Мериме делит не на пять актов, как того требовала французская классицистическая традиция, а на три, и не на акты, а на дни; согласно испанскому обычаю, не заботится он и о соблюдении единств места и времени. Другие пьесы «Театра Клары Гасуль» он также называет комедиями, а «Карету святых даров» – сайнетом (жанр испанской драматургии). Все пьесы предваряются эпиграфами из Лопе де Беги, Сервантеса, Кальдерона и сопровождаются авторскими комментариями, поясняющими некоторые исторические факты, испанские реалии, слова, обычаи и т. п.
Свободная композиция сборника нарушала стройность классицистической драмы; пьесы были написаны прозой, а не стихами, сюжеты комедий определялись не игрою случая, а столкновением человеческих судеб или чувств, что придало им драматическую напряженность.
Читателей поражало в пьесах Мериме бурное развитие действия, непрерывное чередование кратких выразительных сцен, неожиданные и резкие переходы от сатирических эпизодов к пассажам, полным высокой патетики и трагизма. В пьесах Мериме отсутствовали типичные для классицистической драматургии пространные рассуждения, растянутые монологи и диалоги. Созданные им персонажи выражали свои чувства кратко и динамично: все их помыслы были обращены на ту жизненную борьбу, в водоворот которой они были вовлечены. Их характеры (несмотря на то, что временами они были очерчены несколько бегло и приблизительно) раскрывались прежде всего через действия, поступки. К тому же речь их, лишенная налета риторической выспренности, была близка разговорной, гибко передавала их бурные эмоции и воспроизводила типические черты социального облика. Все элементы художественной формы были подчинены в пьесах Мериме стремительному развитию действия. Этот темп был важнейшим средством в создании той атмосферы напряженной и ожесточенной борьбы противодействующих сил, того жгучего накала страстей, которого добивался писатель.
Едва ли не самым выразительным приемом в пьесах Мериме стали знаменитые обращения актеров к публике. Например, «Небо и ад» завершается словами персонажа: «Так кончается эта комедия. Не судите строго автора». В комедии «Инес Мендо, или Торжество предрассудка» только что умершая по ходу действия героиня встает со словами: «Автор попросил меня воскреснуть, чтобы попросить у публики снисхождения. Вы можете уйти с приятным сознанием, что третьей части не будет». Обращением героя к публике привносится нечто комедийное в трагическую ситуацию, непринужденно уравниваются в правах высокое и тривиальное, торжественное и повседневное, бытовое, тяготеющее к низкому. Наконец, свое выражение здесь находит и авторская ирония стилизатора и мистификатора.
Пьесы Мериме явились не только своеобразным выступлением автора против устаревших канонов классицистической драматургии. Проявились в «Театре Клары Гасуль» и тенденции, ставящие под сомнение эстетику романтического театра. На первый взгляд, в «Театре» утверждается романтический мир с его интересом к интригам, тайнам, эффектным ситуациям, испепеляющей любви, сокрушающей даже сословные преграды, и, конечно, к «местному колориту», столь увлекавшему романтиков. Однако романтические страсти поданы в театре Мериме не без иронии. В пьесе «Африканская любовь» они накаляются до предела и кончаются резней во имя любви. Это вынуждает автора прервать спектакль, напомнив зрителю, что ужин подан и можно расходиться. Одни и те же персонажи в драмах «Инее Мендо, или Побежденный предрассудок» и «Инее Мендо, или Торжество предрассудка» ведут себя по-разному: в первой пьесе сословные предрассудки отвергаются во имя любви и гранд готов взять в жены дочь палача, во второй верх берут устоявшиеся взгляды и возможность преодоления законов общества кажется эфемерной. Во второй части дилогии об Инее Мендо, для которой, судя по предуведомлению Клары Гасуль, первая была лишь прологом, высказан более реалистический взгляд на одну и ту же проблему, что подвергало сомнению достоверность романтического подхода к действительности. Примечательно построен первый сюжет «Театра» – история Клары Гасуль, в котором Жозеф Л"Эстранж рассказывает о ее злом опекуне, монахе и инквизиторе городского трибунала: «Опекун этот был ее цербером и заклятым врагом серенад. Стоило какому-нибудь цирюльнику забренчать на надтреснутой мандолине, брат Рока, которому всюду мерещились любовники, поднимался в комнату своей питомицы, горько упрекал ее в огласке, которую принимает ее кокетство, и увещевал ее спасти свою душу, поступив в монастырь (наверно, он уговаривал ее при этом отказаться в его пользу от наследства лиценциата Хиля Варгаса). Уходил он от нее, самолично удостоверившись, что запоры и решетки ее окна отвечают ему за ее целомудрие». Вполне правомерно можно считать отношение Мериме к «местному колориту» ироническим.
Таким образом, в пьесах Мериме столько же дани романтизму, сколько и иронии по отношению к нему. Две художественные системы, романтическая и реалистическая, живут в творчестве писателя сложной жизнью. И эту диалектическую связь необходимо учитывать при рассмотрении эстетических принципов драматурга. Что важнее для Мериме – заинтриговать неожиданным превращением авантюристки и шпионки госпожи де Куланж («Испанцы в Дании») в существо чистое и честное, готовое под воздействием внезапно возникшего любовного чувства отказаться от родины, матери, службы ради своего возлюбленного, который в порыве такой же страсти женится на безродной женщине, совсем недавно собиравшейся его предать; или сориентировать читателя при решении реального политического вопроса, нравственна ли позиция французского правительства, организовавшего в 1823 году вооруженную интервенцию для подавления испанской революции? Так, в романтический контекст пьесы органично вписывалась жизнь в ее собственных, а не литературно-условных формах. Это подчеркивается реалистическими деталями, вносимыми автором в тексты своих произведений. Так, в «Испанцах в Дании» точно определены время и место: 1808 год, остров Фюн. Один из героев пьесы маркиз де Ла Романа – историческое лицо, испанский генерал, боровшийся против французской интервенции. Судьбы дона Хуана, адъютанта де Ла Романа, и его возлюбленной, француженки де Куланж, зависят от успеха задуманного генералом бегства с острова Фюн, где он командовал испанскими войсками, входившими по договору с Карлом IV в состав французской армии, на родину, оккупированную прежним союзником, Наполеоном. Антиклерикальные, антифеодальные, патриотические мотивы в сборнике естественно соотносятся и со свободолюбивой личностью «автора». Истинный же автор не пытается навязать свое мнение, скорее, он выступает как летописец, хроникер, наблюдатель хода жизни. Стремление писателя к объективности и создает впечатление, что не он, автор, а сама жизнь определяет течение событий в его произведениях.
Работа над «Театром Клары Газуль» была неразрывно связана с увлечением Испанией, которое зародилось у Мериме в начале 20-х годов. Истоки этого увлечения носили, бесспорно, общественно-политический характер. С горячим сочувствием относился либерально настроенный писатель к освободительному движению испанского народа, приобретавшему в те годы все больший размах. Мериме был возмущен реакционной политикой французского правительства стремившегося любой ценой вмешаться во внутренние дела Испании и затушить революционный пожар, разгоравшийся на Пиренейском полуострове.
В «Театре Клары Газуль» ярко сказалась отличительная черта художественной натуры Мериме – умение постигать национальный характер других народов. В тоже время «Театр» органически связан с современной французской действительностью. Наглядное подтверждение этому можно найти прежде всего в пронизывающих пьесы Мериме сатирических тенденциях. «Женщина – дьявол», «Небо и ад», «Карета святых даров» по самому своему жанру – памфлеты. Сатирические мотивы играют существенную роль и в таких произведениях как «Испанцы в Дании», «Инесс Мендо или торжество предрассудка».
Годы Реставрации были периодом расцвета сатиры. «Театр Клары Газуль» стал наряду с песнями Беранже одним из наиболее ярких сатирических произведений во французской литературе 20-х годов XIX века.
Сатирические персонажи «Театра» воплощают в себе черты глубоко типичные для реакционных кругов французского общества эпохи Реставрации. Французский резидент («Испанцы в Дании») состоит на службу у Наполеона. Но этот трусливый и тщеславный сноб с аристократическими замашками, презирающий простых солдат и рассуждающий в шовинистическом духе, мог бы с успехом представлять и бездарную администрацию правительства Бурбонов. С образом резидента перекликается фигура вице-короля Перу в «Карете святых даров». Прототип этого сановника, отличающегося своей беспомощностью, ленью и эгоизмом, также можно было бы искать среди великосветских государственных мужей времени царствования Бурбонов. Церковь приобрела в годуы Реставрации огромную власть, являлась главной опорой господствующего порядка. Среди сатирических персонажей «Театра» немало церковников. Это распутные монахи, готовые на любые беззакония и насилие, чтобы удовлетворить свои гнусные страсти («Женщина – дьявол»), лицемерные исповедники, вероломно пользующиеся доверием своих подопечных для шпионажа и вылавливания политических оппонентов и вольнодумцев («Небо и ад»).
Большинство пьес построено на резком противопоставление света и тени, отрицательных и положительных персонажей. Разработке образов положительных героев, утверждению романтики светлых человеческих устремление Мериме уделял не меньше внимания, чем сатирическому разоблачению зла. Мракобесам и шовинистам, святошам и реакционерам в «Театре» противостоят чаще всего или патриотически и вольнодумно настроенные люди, как правило, из офицерской среды (Дон Хуан («Испанцы в Дании»), Дон Пабло («Небо и ад») или представители народа (Марикита («»Женщина – дьявол»), Инесс и Хуан Мендо, Педро («Инесс Мендо»)).
Пьесы Мериме звали к борьбе, были пронизаны верой в неизбежность победы прогрессивного начала. Своеобразие художественного замысла «Театра Клары Газуль» заключалось в значительной степени в переплетении сатиры и романтики, осмеяния зла и утверждения героики благородных человеческих чувств. Это переплетение отразило, в свою очередь, художественные веяния, характерные для передовой французской литературы 20-х годов XIX века.
Современники восприняли «Театр Клары Гасуль» как новаторское произведение. Вполне понятна та высокая оценка, которую Стендаль дал литературному первенцу своего юного друга и единомышленника в статье «Театр Клары Газуль, испанской комедиантки». Либеральная газета «Глоб» сопоставляет произведения Мериме с романами Вальтера Скотта, которые «произвели революцию во всей эпической области нашей литературы... Автор «Театра Клары Гасуль» довершает эту революцию...». Подобная оценка вполне оправдана, так как, действительно, своими пьесами Мериме утверждает новый тип драмы. Раньше, чем появится главный манифест романтического искусства во Франции – предисловие Гюго к драме «Кромвель» (1827), Мериме реализует важнейшие принципы, которые будут сформулированы в этом манифесте: изображение событий и героев новой истории, а не античности, воссоздание духа эпохи или «местного колорита», свобода от тирании «высокого стиля» в драматургии, использование языка более живого, близкого к разговорному, отказ от таких условностей, как единство места и времени. Кроме того, как уже отмечалось ранее, Мериме идет дальше романтиков, закладывая, может быть даже неосознанно для самого себя, основы реалистического искусства.
Следующее произведение Мериме – сборник прозаических баллад «Гюзла» (полное название – «Гюзла, или сборник иллирийских песен, записанных в Далмации, Боснии, Хорватии и Герцеговине») (1827) – отмечено усилением романтических мотивов в творчестве писателя. Это произведение также представляет собой литературную мистификацию. Первое издание «Гюзлы» состояло из 29 прозаических баллад, сочиненных самим Мериме, и поэмы («Печальная баллада о благородной супруге Асана-Аги»), представлявшей собой перевод сербской народной песни. Но Мериме выдал всю книгу за сборник подлинных произведений сербского фольклора.
Позднее Мериме явно принижал значение своего юношеского произведения и преувеличивал степень легкости и быстроты, с которыми оно будто бы было создано. Если верить Мериме, то идейный замысел «Гюзлы» сводился к пародии на увлечение романтиков так называемым местным колоритом. В «Предуведомлении» 1840 года к сборнику «Гюзла» Мериме прямо говорит, что он освоил «местный колорит»: «… Мог хвастаться тем, что удачно справился с местным колоритом». На самом деле художественные намерения Мериме были гораздо более серьезными.
Создание «Гюзлы» отнюдь не было плодом импровизации. Мериме работал над своим сборником около семи лет и, несомненно, использовал очень обширный исторический, этнографический и литературный материал Появление в свет «Гюзлы» было неразрывно связано с характерными для Мериме эстетическими интересами и, в первую очередь, с неизменно присущей ему любовью к фольклору. Мериме писал в 1857 году: «Я люблю народные песни всех стран и всех времен, начиная с Илиады и кончая романсами о Мальбруке. Но, правду сказать, я не мыслю себе... поэзии иначе как в состоянии полуцивилизованном или даже варварском... Тогда все люди одной расы говорили на одном языке, имели одни страсти, почти одни нужды...». Это высказывание писателя в какой-то мере проливает свет на идейное содержание «Гюзлы». Мериме стремился создать поэтический образ народа, величественного в своем единстве и героического в своей борьбе за свободу против иноземных поработителей (в 20-х годах XIX века в условиях подъема национально-освободительных движений на Балканах, в Греции, на Пиренеях эти мотивы звучали политически очень остро).
Мериме использует местный колорит в «иллирийских песнях» для создания характеров, в которых бы воплотились черты характеров западных славян. Стремление приблизить авторское мышление к народному диктовало писателю особый стиль, и он был найден им. Повествование книги предельно лаконично, в ней почти нет метафор и эпитетов, песни лишены романтической идеализации, они драматичны по своим сюжетам, и этот драматизм не имеет романтического пафоса, он прост, необыкновенно правдив и психологически убедителен. Книга получилась: Мериме удалось создать обобщенный поэтический образ народа, многосложный и внутренне цельный, раскрывающий свою суть в героической борьбе с поработителями.
Ужасны те испытания, которые пришлось пережить народу, защищаясь от турецкого нашествия («Смерть Фомы II, короля Боснии»), но любовь отважных бойцов к родной земле, их преданность общему делу безграничны, и они предпочитают гибель в бою позору плена или бегства («Битва у Зеницы Великой»). Не менее замечателен и тот урок патриотизма, который малочисленный народ черногорцев преподносит могущественному Наполеону и его рати («Бонапарт и черногорцы»).
В балладах воплощена и другая дорогая сердцу Мериме тема. Цельность характеров, мощность страстей отличает героев «Гюзлы». В течение веков складывались представления народа о чести, доблести, долге. Эти заветы, может быть, прямолинейны и несложны, но им свято хранят верность. Нарушение их равнозначно гибели («Пламя Перрушича»). Иногда эти этические законы жестоки, кровавы. Тем не менее человек отдает всего себя для того, чтобы привести их в исполнение («Боярышник рода Велико»).
В «Гюзле» намечается то чрезвычайно характерное для Мериме-художника внутреннее противопоставление обезличивающей и разъединяющей людей цивилизации и воспеваемой им стихии народной жизни, которое получит впоследствии реалистически более полную и углубленную разработку во многих замечательных произведениях писателя («Письмах из Испании», повести «Кармен» и др.). Это сопоставление возникает и непосредственно на страницах «Гюзлы», например, в балладе «Морлак в Венеции».
Баллады, составившие «Гюзлу», очень разнообразны по тематике и поэтической окраске. В некоторых из них преобладает повествовательное начало, другие носят чисто лирический характер. Их цементирует не только встающий со страниц сборника эпический образ народа, но и лирический образ народного певца, изливающего свою душу в песнях. Созданный Мериме образ поэта, разделяющего печали народа, его страдания и мечты, созвучен устремлениям романтической эстетики. Романтики в своих произведениях противопоставляли поэта – народного барда – индивидуализму, порождаемому в сознании людей искусства буржуазной действительностью. Однако Мериме не удовлетворяется романтически обобщенной и субъективно лирической формой такого противопоставления. Он стремится реалистически конкретизировать и уточнить образ народного поэта. Писатель дает вымышленную биографию некоего сербского поэта и гусляра Иоакинфа Маглановича, со слов которого будто бы и был записан текст баллад. В этом жизнеописании нет ничего исключительного, невероятного. Оно изобилует бытовыми подробностями, деталями и обстоятельствами, типичными для жизни сербского крестьянина начала XIX века. И вместе с тем обыденный и как будто неказистый облик Маглановича полон внутренней романтики, отражающей романтику народной жизни. Биография Маглановича позволила писателю еще нагляднее связать настоящее народа и его героическое прошлое.
Прозаические песни сборника «Гюзла» имели успех. Мистификации Мериме поверили даже такие искушенные читатели, как Мицкевич А. и Пушкин А.С., которые приняли эти произведения за творения славянской народной поэзии и переложили некоторые из них на родные языки. Мицкевич переводит балладу «Морлак в Венеции». Пушкин включает в свои «Песни западных славян» (1835) перевод одиннадцати баллад Мериме («Бонапарт и черногорцы», «Конь», «Вурдалак» и др.), переводит жизнеописание Иакинфа Маглановича. Более проницательным оказался Гёте: он высоко оценил именно стилизаторское мастерство автора книги «Гюзла». Отметив «прекрасный, яркий талант» Мериме, Гете увидел в нем «истинного романтика».
После своей «серьезной шутки» со славянскими песнями Мериме возвращается к жанру драмы и к поискам путей ее обновления. Его увлекает книжная драма - хроника, и в 1828 году он пишет в этом жанре пьесу «Жакерия» с подзаголовком «Сцены феодальных времен». Согласно авторскому замыслу, изложенному в предисловии, в драме соединяются два начала: эпическое (изображение крестьянского мятежа, вызванного «эксцессами феодального строя») и нравоописательное («Я пытался дать представление о жестоких нравах четырнадцатого столетия и думаю, что скорее смягчил, а не сгустил краски моей картины»).
Жакерия – крестьянское восстание 1358 года (Жак – одно из наиболее распространенных простонародных имен, поэтому феодалы презрительно называли взявшихся за оружие крепостных «жаки»). В числе действующих лиц пьесы – сеньоры и рыцари, но значительно больше крестьян, монахов, горожан, вольных стрелков, разбойников и других людей разных сословий. Тем самым создается широкая эпическая панорама народного движения, представленная в тридцати шести картинах, а не в традиционных для французской драматургии пяти актах. Некоторые элементы новой формы, как, например, обилие действующих лиц, частая смена картин и декораций, отсутствие единства места и времени и т. п., делали пьесу почти непригодной для сценического воплощения. Но для Мериме в момент написания «Жакерии» было важно другое – воссоздать в драматическом произведении конкретную эпоху жизни народа, ее исторический дух и «местный колорит».
Молодой писатель, современник блистательной французской исторической школы, превосходит ее в анализе социальных отношений, показывая, как имущественная рознь разъедает единство восставших. Позволяя себе отступать от исторических фактов, Мериме стремится художественно воплотить свое представление о сути событий отдаленной эпохи, осмысливая их в свете нового исторического опыта. Он, конечно, опирался на пример Шекспира, Гёте, следовал советам, изложенным в трактате «Расин и Шекспир». Но его самостоятельности как историка соответствует и самостоятельность художника. Жизнь средневекового общества, очень широко и всесторонне охваченная писателем, предстает в «Жакерии» в виде суровой, ни на мгновенье не прекращающейся социальной борьбы, принимающей к тому же в соответствии с нравами эпохи особенно жестокий и кровопролитный характер. Писатель отчетливо показывает, что в основе этой борьбы лежит столкновение противоположных материальных интересов различных общественных сил, главным образом непримиримый антагонизм между крестьянством, добывающим в поте лица своего хлеб, и нещадно эксплуатирующим его дворянством.
Пьеса представляет собой сцены крестьянской войны, словно бы выхваченные из общей цепи событий, но характеризующие их ход изнутри, помогающие понять, почему восстание вспыхнуло, как оно нарастало, в чем коренились причины его поражения.
Социальная действительность позднего средневековья интересует Мериме не сама по себе. Он стремится, осмысливая исторические факты, сделать более широкие и общезначимые исторические выводы. Именно поэтому в раскаленной общественной атмосфере Франции кануна Июльской революции, в обстановке нарастающего возмущения народных масс режимом Реставрации произведение Мериме звучало политически злободневно.
Драма построена таким образом, что в ней можно обнаружить полемику с принципами классицистического театра (многократный перенос места действия: овраг, готическая зала, деревенская площадь, дороги на опушке леса, внутренний двор мятежников и т.д.; отсутствие единства действия и времени, а также идеального главного героя благородного происхождения). Наряду с этим драматург вновь спорит и с зарождающимся театром романтизма. Так, коллизия «Жакерии» не исключительная, а подлинно жизненная: феодалы воюют с собственными крестьянами, не только жестоко их эксплуатируя, но и попирая постоянно их права. Из столкновения феодалов и крестьян (протест их представлен Мериме как вполне естественный) и проистекает драматическая ситуация пьесы. Народное восстание рисуется драматургом как закономерный взрыв постепенно вызревшего народного гнева.
Произведение Мериме свидетельствовало прежде всего о наличии ярко выраженных материалистических тенденций в подходе писателя к истолкованию прошлого. Отношение автора «Жакерии» к средневековью лишено какого-либо налета типичной для романтиков идеализации этой эпохи. В драме Мериме нет идеального образа борца, который бы, как это бывает в романтических пьесах, бунтовал во имя утверждения своей внутренней и внешней свободы. Его нельзя найти среди крестьян. Крестьяне в «Жакерии» проявляют чрезмерную робость перед феодалами, власть которых воспринималась ими как хорошо укоренившаяся традиция. Мериме намеренно подчеркивал заурядность своих героев. Крестьяне – люди невежественные, неспособные к осмыслению своего положения в свете общественных отношений, испытывающие фанатический страх перед религией. Конечно, можно среди них выделить мужественных и благородных людей, например, Рено, который отомстил за смерть своей сестры и отдал себя добровольно в руки феодала д"Апремона, чтобы он не казнил за его поступок заложников. Рено – фигура трагическая, но не идеальная: при всем величии своего духа это – робкий и покорный раб, доведенный до крайнего отчаяния. Нельзя принять за идеального романтического героя и Пьера, конюшего дочери д"Апремона. Он – выходец из низов, постиг науки и поэзию, храбр и благороден, способен на подвиг во имя любви (спасает свою хозяйку Изабеллу в момент смертельной опасности). Но, приняв участие в восстании, он оказывается ненадежным союзником крестьян (служба при феодальном дворе разорвала естественные связи Пьера с ними), и в итоге идет на прямое предательство их интересов. После колебаний и вспышек плебейского самолюбия в нем берет вверх чувство преданности вассала и он устраивает побег Жильбера, д"Апремона, Изабеллы и других феодалов из осажденного замка.
В идеальных героях у романтиков значились и люди знатные (например, Эрнани у Гюго), но в драме Мериме барон д"Апремон, его окружение, его семья предельно деидеализированы. Особенно это подчеркивается образом десятилетнего Конрада, сына барона, в котором жестокость приобретает патологический характер. Изабелла спесива: она изгоняет крестьянина Пьера из замка, где он вырос и получил воспитание, только за то, что узнает о его к ней любви. История Изабеллы более чем показательна: она опозорена предводителем одного из вольных английских отрядов и поэтому униженно просит его (Сиварда) жениться на ней, ибо тот – дворянин.
Мериме отвергает и романтическую тенденцию связывать идеал с «отверженными», людьми, находящимися по своему общественному положению вне сословий. Атаман воровской шайки Оборотень – вовсе не романтический благородный разбойник. Он смел и умен, но озлобление и жестокость превращают его в человека безнравственного. Уход его отряда в ответственный для восставших момент обрек их на полное поражение и гибель. Среди многочисленных героев пьесы наиболее интересной фигурой представляется брат Жан, предводитель восставших. Ум, хитрость, сила воли, энергичность натуры, просвещенность характерны для этого персонажа. Но сочетание таких качеств все же не дает ему право претендовать на роль идеального героя. Этот образ слишком достоверен и правдив, брат Жан воспринимается не как носитель некоего морального урока, а как живой человек, которому присущи человеческие слабости. Хотя Жан самый бескорыстный среди восставших, он часто действует под влиянием обид, теряя контроль над собой. Смерть героя трагична. Брат Жан становится жертвой глубокого разрыва, существующего между повинующейся стихийным инстинктам крестьянской массой и ее просвещенным, но одиноким предводителем. Охваченные отчаянием и животным страхом крестьяне убивают своего вождя.
Все эти наблюдения позволяют сделать вывод, что в «Жакерии» представления Мериме о социальной обусловленности характеров вполне реалистические: поведением его героев управляет не субъективная воля автора, а смена обстоятельств и социальная психология персонажей. Реалистичны и принципы типизации. Писатель вывел на сцену множество персонажей, придав каждому индивидуальный облик, но стянув поступки, помыслы, внутреннее развитие характеров к перипетиям исторического события. Поэтому пьеса отличается необычайной цельностью и, вопреки фрагментарности сцен, дает возможность почувствовать мощь народного движения и его эпический смысл.
Нельзя не отметить, что, работая над «Жакерией», Мериме развивал дальше те отличительные качества своего мастерства, которые обозначились уже в «Театре Клары Газуль»: умение широко охватывать социальную действительность, предельный лаконизм в обрисовке персонажей, тяготение к быстрой смене мест действия, к непрерывному чередованию кратких сцен, позволяющему выразительно передать динамику и накал общественных конфликтов. Все эти черты делают «Жакерию» одним из самых значительных и смелых творений французской драматургии первой половины XIX века.
.jpg)
